Пусть она уйдет. Никола Сандерс

p>Снаружи темно. Так тихо, что даже шуршащий у меня под ногами гравий нас выдает. Но я не могу двигаться медленнее. Счет идет на секунды. Я подбегаю к «Рендж Роверу», наклоняюсь над задним колесом и пытаюсь нащупать запасные ключи, которые обычно там прячу. Когда нажимаю кнопку, машина мигает фарами и сигналит с громкостью оркестровой трубы. Я останавливаюсь и прислушиваюсь. Сердце бешено колотится. Ничего. Открываю заднюю дверь, и в машине загорается свет, который я мгновенно выключаю. Я торопливо усаживаю Эви в детское кресло. Ее глаза распахиваются, как у куклы.

      А потом у нее открывается рот. Широко.

      – Пожалуйста, не плачь, Эви. Пожалуйста, детка, не плачь. – Я задерживаю дыхание.

      Эви зевает.

      Аккуратно закрываю дверь, но так дрожу, что у меня ключи выскальзывают из рук. Кидаюсь на землю и пытаюсь найти их в темноте.

      Пожалуйста, не плачь. Пожалуйста, не плачь.

      Я чувствую пластиковый прямоугольник под пальцами.

      Слава богу. Они у меня. Я распрямляюсь, и в этот момент в окне наверху вспыхивает свет и падает на машину.

      Я ничего не могу с собой поделать. Оборачиваюсь, чтобы взглянуть на дом, хотя это стоит мне нескольких лишних секунд, которые нельзя терять. Свет идет из детской. Это единственное горящее окно в доме.

      Я зажимаю рот рукой, когда в окне появляется она и начинает колотить обеими ладонями в стекло, а за ее спиной поднимается темный дым.

      Наши взгляды встречаются.

      Я отворачиваюсь, запираюсь в машине и уезжаю.

      Глава 1

      Три недели назад

      Оскар лениво гавкает, как только я слышу шум гравия от колес подъезжающего фургона. Этот лай – только для виду. Мы оба знаем, что он спокойно впустит в дом постороннего, радостно размахивая хвостом, и обеими лапами запрыгнет вору на грудь. Оскар – старый золотистый лабрадор и любит всех и вся, даже соседского кота.

      Я отхожу от кроватки и смотрю в окно. Это почтальон. Он поднимается по ступенькам к парадной двери, и через секунду я слышу стук дверного молоточка. За воротами стоит ящик для писем, но когда я дома одна – то есть большую часть времени, – предпочитаю оставлять ворота открытыми. Чувствуешь себя менее одиноко, когда знаешь, что любой может подъехать прямо к дому, не звоня перед этим от въезда. Ричард со мной не согласен. Он говорит, это небезопасно, на что я неизменно закатываю глаза. Мы живем в очаровательном, но довольно сонном пригороде, а наш роскошный загородный дом похож на крепость. Когда мы только въехали, Ричард был так озабочен нашей с Эви безопасностью, что установил замки на каждое окно.

      Я смотрю на Эви, которая спит в своей кроватке, раскинув руки и ноги, как морская звезда, накрываю ее одеяльцем и целую в мягкую теплую щеку. Она даже не ворочается. Если бы год назад мне кто-нибудь сказал, что приход почтальона станет для меня самым волнующим событием за день, я бы рассмеялась ему в лицо. Но сейчас я поспешно сбегаю по лестнице в легком радостном предвкушении: нет ли чего-нибудь для меня, помимо писем и счетов, адресованных Ричарду? Может, журнал? Последний номер «Дома и Сада»? Над этим год назад я бы тоже посмеялась. Но теперь нет. Я могу провести добрый час или, если совсем расслаблюсь, даже два, сидя в кресле-качалке в детской и рассматривая модные ванные комнаты или загородные оранжереи… Может, после того, как закончим ремонт на кухне, нам тоже такую построить? Только я его даже не начинала. Вырезанные мной картинки так и висят со свернувшимися уголками на магнитной доске в гостевой комнате, которую я объявила своим кабинетом. У Ричарда есть собственный внизу – огромная комната с необъятным дубовым столом, книжными полками во всю стену и французскими окнами, выходящими на патио. Но он редко пользуется этой комнатой. Не любит приносить работу домой.

      Мой кабинет не такой большой, это просто стол и офисный шкаф, где хранятся личные документы. Я поклеила там милые обои и попросила нашего садовника Саймона повесить магнитную доску для проектов, потому что Ричард не знает, какой стороной молотка забивают гвозди.

      Тогда у меня были большие планы на этот дом. Эви еще не родилась, токсикоз миновал, и я была до одурения счастлива из-за гормонов, наводняющих организм. В тот момент я наивно полагала, что у меня будут на все это силы, а материнство окажется прогулкой в парке. Только дело в том, что моя прекрасная малышка не спит. То есть нет. Она засыпает примерно миллион раз за ночь, а потом просыпается и не успокаивается, пока ее не накормят. В новой суровой реальности по утрам я бываю настолько уставшей, что не нахожу сил помыть голову.

      Наклоняюсь за почтой, ко мне подбегает Оскар, и я тоскливо вздыхаю, перебирая стопку. Видимо, придется убить время иначе, потому что для меня сегодня ничего нет.

      Я кладу кучку почты на полку, тщательно отсортировав все по размеру: «Вестник Инвестора» внизу, счета и конверты поменьше наверху. Пришло огромное письмо из Амстердама, видимо, по поводу конференции, на которую Ричард поедет через три недели. Я пихаю его вниз стопки. Тут выскальзывает