Последняя женская глупость. Елена Арсеньева

как братья… Но испокон веков жила старинная приговорка: «Кто тебе выколол око? – Брат. – То-то столь глубоко!» Именно ее вспомнил Сироткин сейчас, глядя в новое, незнакомое лицо человека, бывшего ему как бы братом – другом и братом, слушая его новый, приветливый, смертельно-убедительный голос:

      – Ты должен это сделать. Тебе просто ничего не остается, понимаешь? Иначе…

      И он чуть кивнул в сторону соседней комнаты. Там, за плотно запертой дверью, таилась смерть. Медленная, мучительная, неотвратимая.

      Иннокентий медленно повернул голову и посмотрел на эту дверь. Парень с косой темно-русой челкой, одетый в грязно-серую футболку, – тот, который приволок его сюда и был, само собой, пособником в преступлении, – надежно заткнул все щели тряпками. Палачи сами боялись плахи, на которую готовились возвести жертву, и по спине Сироткина снова и снова потекли струйки ледяного пота. Стоило только представить, что станется с ним за неделю… Тем особым зрением, которое проявляется у некоторых особенно чувствительных натур в минуты смертельной опасности, он заглянул в будущее и увидел себя сломленным, сдавшимся.

      Да, он сдастся, но будет уже поздно. Он дойдет до состояния, когда согласится на все, чтобы только спасти собственную жизнь, но в это время его организм уже окажется непоправимо разрушен. И согласием он выкупит не спасение от смерти, а лишь незначительную отсрочку!

      В то время как теперь… Только взять ручку и подписать несколько отпечатанных на принтере страничек! Больше ничего!

      – Слушай, а где гарантии, что ты от меня после этого отстанешь? – безнадежно спросил он. – Что не потребуешь, к примеру, возврата ссуды, и вообще?.. Где гарантии, что не решил обобрать меня до нитки?

      – Ради бога, Кеша! – воскликнул «друг и брат», изумленно, светло улыбаясь. – Зачем, ну сам посуди, зачем мне это? Я хочу только то, что прошу, а все остальное так у тебя и останется. Можешь поверить и не беспокоиться: я забочусь только о будущем, а прошлое меня не волнует. Все, что было в прошлом, в том числе эта несчастная ссуда, – все твое.

      – Скажи мне одно: знает об этом Саныч? – исподлобья поглядел Иннокентий. Это было отчество третьего компаньона, именно так его близкие и звали, а вовсе не по имени или фамилии. Смешнее всего, что они все трое были Александровичами: Иннокентий Александрович, Григорий Александрович, Николай Александрович (одна из их фирм-однодневок так и называлась «Саныч»), однако прозвище это прочно приклеилось только к одному из них, самому старшему, умному, хваткому. – Это вы вдвоем измыслили или все тут – твоя личная инициатива?

      «Друг и брат» мягко улыбнулся:

      – А ты сам подумай, решился бы я на такое дело сам-один? Конечно, знает! В конце концов, он же все уже подписал, один ты дергаешься. Подписал – и спокойно уехал в отпуск. Отдыхает сейчас на бескрайних иорданских просторах.

      Иннокентий отвел глаза. Да, Саныч подписал все эти бумаги. Он так же, как друг и брат, любил крутую