Хорошие девочки тоже лгут. Карен М. Макманус

плечо, чтобы понять, кого отец так счастлив видеть.

      – Лиам! Приятель! – восклицает Люк. – Ты как раз вовремя.

      Приятель? И как на это реагировать?

      – О, здравствуй! – Женщина с сияющей улыбкой оборачивается ко мне. – Мы только что о тебе говорили.

      В глаза тут же бросается ослепительно сияющее ожерелье с такими крупными бриллиантами, что камни просто обязаны быть фальшивыми. Поняв вдруг, что, по сути, я пялюсь на ее грудь, я поспешно перевожу взгляд на лицо женщины. У нее светло-карие глаза, как у моей мамы, и, когда она сжимает мне руку, я едва сдерживаю желание крикнуть ей, чтобы бежала отсюда без оглядки.

      – Да ну? – вместо этого уточняю я. – И я такой, как вы ожидали?

      – В точности как описывал Люк, – тепло подтверждает она. Вот теперь я в самом деле в замешательстве. Он не врал ей, что мне пять лет? Или что я умираю? – Я Аннализа. Извини, что вот так врываюсь в ваш дом, мне очень хотелось увидеть студию.

      Студию? Я обвожу взглядом квартиру открытой планировки и замечаю, что с тех пор, как я ушел отсюда, незаконченных картин значительно прибавилось. Люк решил продать ей одну из них? Интересно, сколько она может стоить? Конечно, не так дорого, как экспериментальное лечение рака. Или я недооценил его фальшивый художественный талант?

      – Бедняга Лиам устал жить в бардаке, который устроил его старик, – вздыхает Люк. Правдивее слов я от него еще не слышал. Вот только он скромно опускает голову, как будто говоря на самом деле: «Дети, чего с них взять! Они не в силах распознать истинную гениальность».

      – Очень рада знакомству, Лиам, – вновь вступает в разговор Аннализа. – Хотела бы я, чтобы мы встретились при более благоприятных обстоятельствах. – В ответ на мой непонимающий взгляд она добавляет уже мягче: – Мне очень жаль твою маму. Я тоже потеряла свою несколько лет назад в результате несчастного случая и понимаю, насколько это тяжело. Я любила ее больше всех на свете и до сих пор по ней скучаю. Ты, наверное, тоже скучаешь по маме.

      Господи Иисусе. Я никак не ожидал, что подружка моего отца вскроет кокон пустоты, несколько месяцев окутывающий мое сердце, и от нахлынувшей боли я не смогу нормально дышать. Мне вдруг хочется снова впасть в оцепенение. Или разозлиться. Злость казалась приятной. И какой-то значимой.

      – Конечно, скучает, – приглушенным голосом соглашается Люк.

      И я немного прихожу в себя. Даже возникает желание ему врезать. Откуда Люку знать о моих чувствах? Мы с ним никогда не говорим о маме. Я обсуждаю ее лишь с дядей Джеком, и то обычно в сообщениях. Он шлет мне их с мамой детские фотки, я в ответ отправляю снимки, на которых мы с ней на игре в лакросс, наряженные на Хэллоуин или просто корчим дурацкие рожи без всяких причин. Цифровой след воспоминаний отчего-то причиняет меньше боли, чем попытки прикрыть словами зияющую дыру, которую оставила в наших жизнях ее смерть.

      – Можно тебя обнять? – спрашивает Аннализа, сжимая мою руку.

      Не дожидаясь ответа, она заключает меня в благоухающие цветами