Нечисть. Ведун. Tony Sart

умолку, но, как мне показалось, уже немного сторонились правого плеча.

      Шумно потянув воздух носом, я, кажется, понял осторожность пичуг. Здесь пока еще очень зыбко, почти на краю ощущения, но уже тянуло болотом. Аромат стоячей прелой влажности, гниющих растений и склизких тварей вплетался в хвойные запахи леса. Топью пахло.

      Опасностью.

      Я прикинул, что болота начинаются к северу, где-то в полуверсте отсюда. А это значит, что в ту сторону идти точно не следует и надо будет забрать чуть правее, туда, где щебетание птиц набирает силу. Идти даже по окраинам болот не хотелось: земля там уже начиналась зыбкая, влажная, тропки сбивались, путались. Трудно было даже по звериному следу прокрасться. А уж если занесет ближе к топям или не выбраться до темноты…

      О таком даже думать не хотелось.

      Я недовольно поморщился. Вот же нагнал себе мыслей на ровном полу. С болот еле-еле сквозит, а здесь солнышко, самый разгар дня, красотища вокруг. Чудеса!

      Отогнав дурные шепотки в голове, я вскинулся от пня, пододвинул к себе короб, предварительно аккуратно переложив посох к поваленному дереву неподалеку. Стал копаться внутри своей поклажи, размышляя, чем бы перекусить.

      Разводить костер я не думал: не собирался задерживаться тут надолго, да и лишний раз тревожить лесных жителей страшным, чуждым им огнем не хотелось.

      Я бережно отодвинул вглубь короба толстенную кипу манускриптов Ведающих, которую уже немало разбавляли мои записки и зарисовки. Хранил я эту самую главную свою ценность тщательно завернутой в промасленную, трижды укутавшую записи холстину. Как говаривал старый Баян, все, что есть у ведуна, – это его знания и доброта!

      Вспомнив мудрого наставника, я мягко улыбнулся и продолжил копаться в поклаже, размещаясь прямо на траве.

      Миру явились завернутые в тряпицу вяленые рыбки, мешочек сухарей, ломоть сала и россыпь ягод, которые я собирал походя. Немного поразмыслив, все же достал небольшой сверток. В нем томился кусок невероятно жесткого, жгучего высушенного мяса. Подарок рубежников. Они сказывали, что научились такому у бесермен-кочевников, мол, мясо такое не пропадет, не погниет, да паразиты не заведутся. И не слукавили, действительно: все эти недели пути я на отдыхе потчевал себя пожалованной диковиной, а она так и оставалась вкусной и питательной.

      И хорошим делиться доводится, а не только сечи устраивать.

      Пока я с усилием среза́л тонкий шмат ароматного мяса, рот мой наполнила кислая слюна, и я понял, что был гораздо голоднее, чем думал. А потому не колеблясь я стал жевать еду прямо с кривого ножа (тоже подарок рубежников, щедрые ребята оказались). Я ел с удовольствием, чавкая, фыркая, добавляя то одно, то другое из своих припасов в рот, обильно запивая все из походного бурдюка. И так я ушел в это занятие, что не сразу понял, что в гомон леса добавились посторонние звуки.

      Чуждые звуки.

      Голоса.

      Приглушенные – не разобрать пока, о чем говорят. Но ясно было, что мужские.

      Я пожал плечами и продолжил трапезу.

      Будь то лесорубы