Стать Ведьмой. Школа. Социальное фэнтэзи. Андрей Арсланович Мансуров

т, не то, чтобы платье уже вообще носить стало нельзя – можно.

      Если предварительно замочить в тазу, не скупясь присыпав новым «всесильным» порошком, а затем, через час, выстирать с этим самым порошком… Высушить. Погладить с отпариванием…

      Вот только некогда всё это делать. До начала Бала осталось пятнадцать минут, а только на замачивание нужно хотя бы полчаса. Или час. Потом – стирка. И на нормальную сушку плотного и тяжёлого стрейтча нужен минимум час. Даже утюгом. Или феном.

      А в мокром платье идти – верное воспаление лёгких. Да и всё равно: того вида уже не будет!

      Евгения привычно сдерживалась, чтобы не кусать губы, и не орать благим матом, как требовала душа. Выглядеть лишь слегка расстроенной у неё получалось «на автомате». А ещё она…

      Чувствовала, ощущала эмоции торжества, умело скрытые сочувственно-сокрушён-ными «оправданиями» заклятой подруги, наигранно хватавшейся то за лицо, то за грудь:

      – Ой, Женечка! Что же я наделала! Какой ужас! Гос-с-поди, как же ты теперь пойдёшь?! Ах-ах, какое было платье! Ну… Давай я куплю тебе другое! Так будет честно!

      Боже! Сколько таких гадостей – «укусов», «плевков» и подколок ей уже пришлось пережить за то, по идее, счастливое время, которое зовется детством! В особенности – от «подруг», которые были или состоятельней, или подлей, или просто злобней – похоже, все они инстинктивно чуяли именно в ней наиболее опасную конкурентку. В плане охмурения парней. Которых в Новой Антоновке, деревне, в которую ей приходилось ходить, чтобы учиться в школе, и так кот наплакал. И ненавидели её всем классом.

      Уж «девочки» постарались, чтобы и парни обращали внимание на её немодную одежду и китайскую дешевенькую косметику. И намеренно провоцировали её «враждебные» резкие ответы ехидными шуточками. Так, что в выпускном она, наученная горьким опытом, лишь презрительно отмалчивалась. Что ошибочно принималось за слабохарактерность.

      Ну а внешность…

      Соперница?.. Красивая какой-то непонятной, скрытой пока даже от неё самой, глубинной, красотой? К которой, если предоставить их самим себе, рано или поздно потянутся все парни, даже самые тупые?

      Других причин для ненависти девок-ровестниц она найти не могла.

      Ведь она никогда никому не становилась на пути. Во всяком случае, сознательно. Не скандалила. Не подсиживала и не злословила за глаза. Парней не отбивала. Да даже краситься перестала. Поскольку и мать была против «малевания лица». Дескать, изменять свою внешность – это «от лукавого».

      Но на этот раз…

      Огромная жирная блямба, мерзкое пятно, занимающее теперь, после неудачных попыток «срочно оттереть», а правильней сказать – размазать по всей груди и животу маслянистые потёки, словно бы издеваясь, нагло отблёскивало, отражая бликами свет двухсоттватной мощной лампочки. Разумеется, на спину платья оно уже тоже проступило.

      Только что горделивая обладательница шикарного «выходного» платья, а теперь – никчёмной тряпки, лишь огромным усилием воли сдерживала крик отчаяния – знала, что этого только и ждут…

      Шишь тебе, мерзавка расчётливая, слёз от неё не дождёшься! У нее была такая «школа злословия», что никакому Бернарду Шоу не снилась! Но…

      Может, все-таки зря она никогда никому ничем не… Вредила? А ведь могла бы. Наверное, не помешала бы и такая практика. И приобретенный опыт. Циничное презрение к тупым, но прагматичным и злобным. Расчетливость прожжённой интриганки.

      Просто…

      Или так уж заложила мать, или она от природы сама такая: «Все люди братья. И им нужно делать только то, что хочешь чтобы и тебе!..»

      Но на этот раз…

      Платье дорогое. Стипендия маленькая.

      Ещё раз оглядев себя в зеркале, Женя, или Жека, как она предпочитала, чтоб её называли, чуть поджала губы. Кивнула. Голос сделала нарочито спокойным. Твердым:

      – Знаешь, ты права. Так будет честно. Я согласна. На новое платье. Иди, покупай!

      – Ой, Женечка, обязательно! – Женя не могла не услышать в тоне соседки по комнате ноток испуга и неприязни: ещё бы, в супермаркет ходили вместе, и платье обошлось недёшево! – Но – давай завтра! А сегодня гипермаркет уже закрыт – я не успею!..

      Надежда, Надя, Надечка (мать её!..) дёрнула пухлым веснущатым плечиком, обнажённым ассиметричной вызывающей кофточкой. Жека промолчала. Надя продолжила:

      – Ну, ладно, значит, договорились: это – постираем, и подарим Таньке – вот умора будет! – а тебе я покупаю новое! Только без обид – нет, серьёзно! Я понимаю, что свинья, и что платье уже только в мусорное ведро, но… Так уж получилось! Прости-прости-прости! – попытка чмокнуть в щёку, которой Жека не препятствовала, но и не улыбнулась, как обычно. Надежда прикусила нижнюю губу:

      – Ладушки! Ну, я побежала: мне Максик уже звонок скинул – он внизу!

      И точно: айфон подруги мелодично позвенькал. Парень Надежды, стало быть, уже торчит под липами.

      Бедняга. Наверное, думает, что «оторвал»