Кольцо императрицы (сборник). Михаил Волконский

голландскою надписью. Очевидно, это было именно то, что нужно. Иностранная надпись показалась князю Ивану утешительной. Оно все-таки лучше, чище, значат, если хозяин тут – иностранец.

      Однако в этом пришлось разочароваться.

      – Это что ж здесь, – спросил князь Иван ямщика, – заезжий двор, что ли?

      – Херберг, кабак господский… Митрич держит.

      – Какой Митрич?

      – Ярославец. Сначала, говорят, голландец держал, еще при царе покойном, а потом расторговался, в самый город перешел, Митричу передал. Он у него в мальчишках был.

      – Ну, вези к Митричу! – решил князь Иван.

      Колымага свернула с дороги, встряхнулась раза два, попав в ухаб, и остановилась у настланных деревянных широких мостков пред мазанковым строением.

      – Приехали? – проснулся француз.

      – Нет еще.

      – О господин мой князь, – заявил Дрю по-французски, – я падаю от усталости!
В это время из двери под болтавшейся вывеской с рыцарем вышел степенный, в белой рубахе, старик, очевидно – сам хозяин, Митрич, как назвал его ямщик, и подошел к самой колымаге.

      – Вот что, – заговорил князь Иван, – можно у тебя тут остановиться? Я чая напьюсь.

      – Чая напиться можно.

      – Ну, так вот мы вылезем. У тебя комната есть? Ты только самовар дай…

      – Комната-то есть, только занята она. Господа из города еще вечор приехали.

      – Какие господа?

      – Известно, молодая кумпания… так, чтобы время провести. Так вот комнату заняли, – и Митрич, точно ему решительно было все равно, что это вовсе не устраивало князя Ивана, стал смотреть вверх до дороге, вдаль.

      – Как же быть? – спросил князь Иван.

      – Да чая напиться можно, если угодно, на вольном воздухе. Вот столик под окнами, сюда и самовар вынесть можно.

      – Так бы давно и сказал! – и князь Иван вылез из колымаги и, с удовольствием разминая ноги, пошел к столику под окнами здания.

      Ямщик повернул во двор и увез снова задремавшего француза.

      Князь Косой присел к столику. Почти в ту же минуту из двери вылетела босоногая девочка с красной камчатной скатертью в руках, накинула ее на стол, расправила и снова кинулась в дверь, застучав по доскам своими голыми пятками.

      Окна дома были приподняты, и сквозь тонкие красные спущенные занавески князю Ивану было слышно то, что делалось внутри. Там «кумпания», о которой говорил Митрич, не спала.

      – Ну, что же, – слышался чей-то молодой голос, слегка осипший, – хотели спать, улеглись и никто не спит. И мне спать не хочется…

      – Да чего спать? Выдумали ложиться в седьмом часу! Теперь бы кваску испить.

      – Рассола огуречного.

      – А Левушка, кажется, заснул. Левушка, Левушка!..

      Но тот, кого окликали, не отвечал.

      – Левушка! – стали звать опять.

      – Ну, сто, сто вам? Я не сплю, – ответил наконец, очевидно, Левушка (он шепелявил).

      – У тебя руки чистые?

      – Луки? луки у меня чистые…

      – Почеши