Княжна Тараканова (сборник). Григорий Данилевский

и наводя лорнеты на публику в шлюпках. Музыка на корме играла веселый марш, потом арию из какой-то оперы.

      Под палубой, между тем, произошло нечто доныне в точности не известное. Одни после утверждали, что за угощением была только вновь открыто провозглашена помолвка графа и княжны и все при этом торжественно пили за здравие жениха и невесты. Другие чуть не клятвенно утверждали, будто в особой каюте для вида и в исполнение слова, данного княжне, совершилось самое венчание ее и графа и что роли иерея и дьякона при этом кощунственно играли, переряженные в церковные флотские одежды, Христенек и Рибас, первый был дьяконом, а второй – попом.

      Но я забегаю вперед. Надо возвратиться на палубу «Трех иерархов».

      Нет сил, сердце надрывается и перо падает из рук при мысли о том, что я здесь вскоре увидел. И где бы я ни был, останусь ли чудом Господним жив или погибну в безднах волн, воспоминание об этом не умрет во мне до последнего вздоха.

      Палуба оживилась. Все, бывшие в каюте, снова взошли на палубу, разместились говорливыми кучками по бортам и на рубке. Слышались остроты, смех. Слуги разносили прохладительное и вино.

      Княжна сидела у борта. Поднимался ветер, свежело. Она знаком головы ласково подозвала меня к себе. Я ей помог надеть мантилью.

      – Ввек не забуду! – шептала она, с восторженною, блаженною улыбкой горячо пожимая мне руку. – Вы сдержали слово; сон сбывается, я буду скоро в России, а там, отчего не надеяться?.. Провозгласят и будущую царицу Елисавету Вторую… Век чудес! Чем была давно ли сама нынешняя императрица?

      Меня поразили эти слова. Я промолчал, смущенный безумным бредом ослепленной женщины.

      С «Трех иерархов» в это время дали знак особым флагом. Раздались новые пушечные салюты. Загремело «ура». На всех кораблях опять заиграли оркестры.

      Эскадра начала маневры.

      Восхищенная общим вниманием будущих подданных, княжна, облокотясь о борт, стояла в приятной задумчивости, следя взглядом за сигнальными дымами выстрелов и за начавшимся движением кораблей. Как теперь, вижу ее в голубой бархатной мантилье, в черной соломенной шляпке и с белым зонтиком в руке.

      Забылся при этом и я, рассуждая:

      «Да, дело сделано! Граф нашел подругу жизни, сумеет ее наставить и, вразумив, поспешит с нею к стопам милосердной императрицы».

      XV

      – Ваши шпаги, господа! – раздался вдруг поблизости от меня громкий, настойчивый голос.

      Я оглянулся.

      Капитан гвардии Литвинов обращался поочередно к адъютантам и к прочей свите графа, отбирая у всех шпаги. Вооруженные матросы наполняли всю палубу. Адмирала Грейга, его жены и консульши уже здесь не было. Я в изумлении, вслед за другими, также подал капитану шпагу.

      Княжна, заслышав бряцание ружей и говор, быстро обернулась. Ее лицо было бледно. Она мигом все поняла.

      – Что это значит? – спросила она по-французски.

      – По именному повелению ее императорского величества вы арестованы! – ответил ей на том же языке капитан.

      – Насилие? –