Зомби навсегда, или Трансгуманизм как вечное рабство. Дмитрий Лукин

дачка его не раскусишь. Поэтому мы подойдем к делу основательно и начнем с самых азов.

      Слово «гуманизм» у большинства культурных русских людей ассоциируется со словом «человечность». Слово это уникальное, с очень трудной судьбой, почти умершее и возродившееся только чудом. Так, например, в некоторых словарях оно давалось (и дается) с пометой «устаревшее», в словаре Ожегова «человечность» расположили между «человечиной» и «челюстями» (так и видишь, как челюсти в атаке на человечину сожрали человечность), а в БТС под редакцией Кузнецова для человечности словарной статьи вообще не нашлось. Видимо, понятие окончательно устарело. К сожалению, определение человечности в большинстве толковых словарей весьма размыто и немногословно. И все же мы можем сделать вывод, что человечность как свойство человека основывается прежде всего на морально-нравственных категориях. Отсюда – участие к ближним, доброжелательность и так далее. Если упростить и конкретизировать, то, размышляя над человечностью, мы в итоге придем к понятиям совести и порядочности. Русская религиозная философия определяет совесть как голос бога в душе человека, а люди неверующие ассоциируют совесть с внутренним голосом, упорно мешающим делать неблаговидные дела. Порядочность, если коротко, – это обязательная сумма всех положительных качеств, проявляющихся в человеческих отношениях.

      Таким образом, слово «гуманизм» в сознании русского человека замыкается на сугубо положительные понятия и смыслы. Мы сейчас разбираем именно слово. Оставим за рамками разнообразные учения и течения, мимикрирующие под гуманизм. Тех же гностиков, например. Если брать литературу, то для нас гуманизм высшей пробы – это Антуан де Сент-Экзюпери. «Маленький принц», «Цитадель», «Планета людей»… Какое произведение ни возьми – перед нами гимн человечности.