Мастер сахарного дела. Майте Уседа

бежал к ней. Рядом с ней он находил державшую ее за руку Мар, которая прикладывала ко лбу смоченную в холодной воде хлопковую тряпицу, стараясь сбить ей жар. Превозмогая себя, доктор Хустино возвращался к обязанностям, стараясь скрыть от Мар свои переживания. Он не мог допустить, чтобы в его глазах она прочла ужасную правду: они могли ее потерять. Он вспоминал размеренную жизнь, оставшуюся в прошлом, и его охватывало чувство утерянного рая. Доктор Хустино полностью – и, возможно, даже слишком скоро – стал отдавать себе отчет в том, что ошибся: никакая надежда на лучшую жизнь не стоила таких рисков. Он не придавал значения газетным статьям, где каждую неделю писалось об опасностях, поджидавших пассажиров в переполненных кораблях, совершавших трансокеанические рейсы, и в частности о болезнях, нередко приводивших к потерям. Он надеялся, что благодаря их положению они смогут избежать трагической участи, которой нередко подвергались мигранты, теснившиеся в трюмах корабля. Он не думал о том, что оказавшееся посреди океана суденышко ничтожно мало и укрыться там негде.

      Пока эпидемия занимала на корабле все новые позиции, пока на палубах царил страх заразиться, а запах антисептика заполонял каждый угол, до смерти волновавшаяся за здоровье доньи Аны Баси слонялась у входа в столовую, закутавшись в толстое шерстяное одеяло. Вопреки внешней слабости она ощущала в себе необузданную силу. По правде говоря, такой живой и способной на все она не чувствовала себя никогда. Много лет назад, когда она отлеживалась от очередной хвори, донья Ана сказала ей: «Стоит тебе достать весь скопившийся внутри гнев, как тебе сразу полегчает, потому как душевные надрывы ослабляют плоть. Тебе бы прокричаться, поколотить кулаками кровать, сказать стене все, что ты думаешь о своем муже. Тебя убивает твоя сдержанность». Как же она была права, думала Баси: одной мысли о встрече, о расплате с Диего было достаточно, чтобы она почувствовала в себе удивительную стойкость духа.

      Она никогда прежде не задумывалась о смерти, настигавшей людей в открытом море: всходить на корабль она и не собиралась. Она представляла, как покойников оборачивали в саваны и, оставив их в специально отведенном для подобных случаев месте, довозили до берега, чтобы похоронить их по христианским обычаям. И каково же было ее изумление, когда она увидела, как после короткой молитвы духовника окропленных каплей святой воды мертвецов сбрасывали за борт.

      Как-то раз донья Ана упоминала о каменной усыпальнице ее семьи, находившейся на местном кладбище. На самом видном куполе возвышалась невероятной красоты статуя Божьего посланника архангела Гавриила: высеченный из белого мрамора, он трубит на Небесах, возвещая о начале Страшного суда. В этой усыпальнице покоились все ее близкие и родные: ее мать с отцом и сын, умерший вскоре после рождения. А когда придет время, она хотела, чтобы ее похоронили рядом с ними.

      «Вся семья вместе, Баси, навеки вечные. Так и должно быть».

      Эти слова заставили Баси караулить у входа