Джюлио. Михаил Лермонтов

живет, горит в груди моей.

      Она прошла, таков судьбы закон,

      Неумолим и непреклонен он,

      Хотя щадит луны любезной свет,

      Как памятник всего, чего уж нет.

      О, тень священная! простишь ли ты

      Тому, кто обманул твои мечты,

      Кто обольстил невинную тебя

      И навсегда оставил не скорбя?

      Я страсть твою употребил во зло,

      Но ты взгляни на бледное чело,

      Которое изрыли не труды, —

      На нем раскаянья и мук следы;

      Взгляни на степь, куда я убежал,

      На снежные вершины шведских скал,

      На эту бездну смрадной темноты,

      Где носятся, как дым, твои черты,

      На ложе, где с рыданием, с тоской

      Кляну себя с минуты роковой...

      И сжалься, сжалься, сжалься надо мной!..

      . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

      . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

      Когда мы женщину обманем, тайный страх

      Живет для нас в младых ее очах;

      Как в зеркале, вину во взоре том

      Мы, различив, укор себе прочтем.

      Вот отчего, оставя отчий дом,

      Я поспешил, бессмысленный, бежать,

      Чтоб где-нибудь рассеянье сыскать!

      Но с Лорой я проститься захотел.

      Я объявил, что мне в чужой предел

      Отправиться на много должно лет,

      Чтоб осмотреть великий божий свет.

      «Зачем тебе! – воскликнула она, —

      Что даст тебе чужая сторона,

      Когда ты здесь не хочешь быть счастлив?..

      Подумай, Джюлио!» тут, взор склонив,

      Она меня рукою обняла, —