Камея Дианы. Повесть. Федор Метлицкий

им его видят. Он мучается над загадкой природы человека: способен ли он, вернее, его избиратели, изменить свое «коллективное подсознательное», или цепляются за устоявшееся, как бы чего не вышло? Это не праздный вопрос. Необходимо реформировать страну, стоящую перед мировыми угрозами, но это грозит гражданской войной.

      Любовь помогает ему не потерять веру в людей.

      1

      По утрам Глава одной маленькой славянской страны, отделившейся от Большого соседа, в своем старинном Дворце плавал в личном бассейне, бултыхаясь и фыркая в прозрачной зеленоватой воде. Это было не роскошью, а элементом трудового распорядка, требующего расслабиться перед непомерно тяжелым днем. И хотелось, как земноводному, никогда не вылезать из воды, снимающей земное тяготение.

      Ничего вроде не предвещало беды. Сотрудники аппарата занимались своими делами, тихо, не поднимая глаз, словно были из других одиночных вселенных, – недавно шеф снизил им зарплату. Поняв ситуацию, многие отсеялись, остались те, кто работал не только за деньги.

      Глава нутром ощущал подземные толчки, говорящие о величайшем неблагополучии мирового устройства. Не мог, как обычные люди, лицезреть мировые потрясения со спокойным любопытством.

      На этой планете происходит нечто надолго угнетающее все живое, судя по ускоряющемуся вымиранию фауны и флоры, уже шестому в истории. Продолжается мучительное исчезновение, уже до четверти, самых нетронуто чистых и непосредственных существ в мире – животных (он почему-то вспомнил любимую собаку, которая умирала на его руках), становятся пустой водой океаны, потерявшие более 40% планктона. Зловещие пылевые бури из высушенной человеком Сахары накрывают землю, забивая легкие песком и напоминая о конце света. Агрессивная машина корпораций, неспособная остановиться, высасывает из души и недр живые соки, омертвляя все, к чему прикасается. Может быть, из этой ямы уже не вылезти.

      Пассионарные волны человеческой энергии, как во времена вселенских вспышек по градации Льва Гумилева, накрыли Север и Юг, Запад и Восток. Тут и там идут местные гибридные и информационно-вирусно-хакерские атаки «мягкой силы», с вспышками локальных боев и забросами снарядов за пограничье соседних стран, убивающих мирных граждан и детей. Из воюющих без объявления войны сторон несется осатанелая пропаганда, подбирающая все дерьмо враждебной страны и сладострастно бросающая в глаза миру. Поднялись мстящие за вековую несправедливость отряды радикальных «исламистов», уничтожая артефакты цивилизации, потому что все равно будет конец света, и на голой земле возрождение Ислама. Началась резня и обезглавливание заложников, облаченных в красные рубахи, в «нечестивых» странах взрываются живые бомбы – шахидов-смертников. На Главу пахнуло опасностью – представил, как его придут убивать вместе с его народом.

      Потоки несчастных беженцев, отчаянно цепляясь за любой движущийся водный и наземный транспорт, бежали через его маленькую страну от нищеты и наступающих головорезов во встревоженную сытую Европу. Так в детстве родители с ним на руках бежали из их фермы от этнической резни, куда глаза глядят, похватав самое необходимое.

      Пустой круговорот противостояний, записанных в библиотеке истории планеты, продолжается сейчас. Веселую всеобщую близость, заложенную в душе человека, победила вражда между локальными близостями племен, защищающих «своих» от «чужих». Поток живой сознающей энергии, обретший телесность, пошел по какому-то разбитому бездорожью эволюции вселенной.

      В том бурлении маленькую славянскую страну раскачивало, как в шторм с ударами грома. Главу тоже раскачивала постоянная опасность разрушения его дела. Он думал, что будет с его народом, который за столетия еще и не воспрянул по-настоящему. Его тревога возрастала, словно грозные вихри были уже близко от его родины. Может быть, это был еще страх за свою жизнь?

      Страна переживала кризис власти, уже давно пережитый Большим соседом. Забыли даже о заинтересованных странах, подошедших с зенитно-ракетными комплексами «бук» к самой границе, правда, там не было видно желания нападать. В жителях, до сих пор сидевших в глубокой аскетической нищете тела и духа, зреет что-то. Это видно по возбуждению недовольства, чреватого цветными революциями, уходам добровольцами на защиту славянского мира, или в правоверную страну для борьбы за справедливость против нечестивого мира.

      Глава не знал, что произойдет, но тревога в его душе отдаляла ту безмятежность жизни до избрания, куда хотел вернуться.

      Он обрадовался, когда в бассейн вошел старый друг писатель Нелепин, партнер по нескончаемым спорам. Иногда он приглашал близких людей, расслабиться и развеять его тревогу.

      У писателя хищное выражение худого лица, он похож то ли на Вольтера, то ли на Олешу и Паустовского сразу, и язвительно-умная усмешка мудреца. «Ужасное лицо, морщины какие-то чужие, не мои», – удивлялся он всей своей внутренней молодостью.

      Они плавали рядом и, фыркая в воде, с трудом спорили. Писатель плыл осторожно, чтобы не мешало речи. Он успевал развернуть целую философию.

      – У твоих избирателей