Стихи 2024–2025. Николай Сергеевич Шашлов

>

      ISBN 978-5-0065-8017-6

      Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

      Чёрный век

      Душа полна отметин чёрных,

      Её очистить не спеши.

      Уже не быть душе спокойной:

      Погрязло всё вокруг во лжи.

      Скажи, скажи мне, путник дальний,

      Откуда к нам пришла тоска?

      Принёс её наш день страдальный

      Иль проявилась сквозь века?

      Наш век опять запятнан кровью,

      Обманом, трусостью, опять

      Пронизан чёрный воздух болью,

      И кто-то должен умирать.

      И все мы, грешные создания,

      Совсем забыли, почему

      Мы были созданы все братья,

      Но снова воем на луну.

      Усталость

      Ложится тенью мрачной на лицо

      И застывает тёмна маска.

      Сдавило грудь убийственно лассо,

      И алый глаз сверкает из-под каски.

      Тебе не убежать – не деться никуда,

      Теперь усталости ты горький пленник.

      Теперь ты пьяница. Теперь твоя судьба

      Пред темнотой стоять, упавши на колени,

      Понурив голову, набитую свинцом,

      Проскрипывая томно песнь родную,

      Ты словно угль, что не горит огнём,

      И существуешь тоже ты впустую.

      Чернеет кровь в уже застывших жилах,

      И сердце не стучит – зачем оно тебе?

      Тебе не важно, будь ты хоть на вилах

      Или змеёй ты извиваешься в петле.

      Сам подписал себе смертельный приговор,

      Сказал, что ты устал, что ты уже никто.

      Возьми слова обратно.

      К чёрту этот вздор,

      И прежде чем решить,

      Послушай сердца хор

      Скиталец

      Превозмогу. Закрою двери

      От взглядов пламенных оков.

      Я не могу, я не могу поверить,

      А кто без веры жить готов?

      Не переношу брезгливых взглядов,

      Брезгливых взглядов и толпы.

      Не переношу я тех, кому дневная слава

      Затмила полость понурой головы.

      Увы случилось так. Я горький пленник,

      Хотя, казалось бы, свободой окружён.

      Свобода скрыта чёрной тенью,

      А мнимая свобода – только сон.

      И я ушёл. И я скиталец,

      По раскалённому песку я босиком брожу.

      И если видит кто меня, кричит вслед: «Оборванец!»

      Но я не слышу. Я потерял друзей, и вот, себя ищу.

      Избороздил я все заливы,

      Пожил на всех материках,

      Я умывался слезой плакучей ивы,

      Вкушал плоды я в греческих садах.

      Прошло сто лет, и я нашёл,

      Где темнота и свет становятся едины, я принял дар.

      Он был могуч, к себе он сам меня привёл,

      Светился он, и голова его была – фонарь.

      Кто я

      Суворовец, воспитанник, кадет.

      Но что? Но что же эти мне погоны?

      Герой я что ли? Не герой я, нет,

      Не заслужил в свою я честь бокалов звоны.

      Я не могу так просто встать,

      Чтоб тишину нагнать одним лишь видом.

      Не знаю, что же мне под стать,

      Громить гранит иль быть гранитом?

      Написать

      Душа кипит, и сердце бьётся,

      И руку так и тянет написать.

      Чего? Не знаю – мысля куётся,

      Но хочется, так хочется сказать.

      Сказать не устно, написать,

      Ведь лист бумаги – не память человечья,

      Ведь ей неведома возможность забывать.

      Я напишу, я напишу, конечно.

      И буду только я один читать.

      Раскаяние грешника

      За спиной свяжу свои же я руки

      И пластом упаду за корму в океан.

      Я уже весь в крови, но уйти от поруки

      Не могу! Не могу я покинуть этот изъян.

      К пучине тягостных воспоминаний,

      Покромсанных, изрезанных вдоль и поперёк.

      Куда же деться мне от этих созерцаний?

      И мне, и даже Богу невдомёк.

      Уже убит убийца судеб,

      Расплата за грех уже позади,

      Но не могу я быть! И я не буду!

      Утратив