Бесстрашная. Марина Ефиминюк

рукава куртки, я продемонстрировала запястья с темными следами от чужих пальцев.

      В этот момент женщина по соседству, взывавшая к сочувствию молоденького стража, вдруг вцепилась себе в волосы и завыла в голос. Она что-то причитала на диалекте алмерийских равнин, и бедняга, очевидно, незнакомый с восточным наречием, в панике закрутил головой, точно выискивая в приемной зале переводчика. Паникующий взгляд остановился на мне, и я быстренько покачала головой, давая понять, что в диалектах ни бе ни ме ни кукареку. Не найдя другого выхода, он протянул дамочке носовой платочек с трогательно вышитыми незабудками, куда та немедленно со смаком высморкалась.

      Я переглянулась со своим хмурым дознавателем.

      – Вы можете описать вора? – продолжил он более миролюбиво. Видимо, оценил, что ему досталась дамочка с крепкой нервической системой, по крайней мере, не лившая слезы.

      – Он был высок, одет в черное и скрывал лицо под маской.

      – Хорошо, так и запишем… – Перо шустро побежало по листу, выводя неровные каракули. – Жертва не успела разглядеть преступника.

      – Что значит не успела? – возмутилась я. – Когда мы подрались…

      – Вы подрались? – поперхнулся дознаватель.

      – По-вашему, мне следовало протянуть ему руку и разрешить порезать себя без боя? У него спал с головы капюшон…

      – И? – Страж, кажется, стал проявлять интерес.

      – Я точно знаю, что он брюнет с темными глазами без каких-либо родимых пятен на лбу.

      – Ясно. – Служитель порядка принялся что-то строчить с видом лекаря, поставившего больному диагноз – сумасшествие.

      С тоской я огляделась вокруг, в душе посочувствовала рыдающей ниме. Интересно, ей тоже заявили, что только смерть – достаточный повод для обращения в стражий предел?

      И тут взгляд остановился на щите с гравюрами разыскиваемых преступников. В окружении неприятных физиономий висело размытое черно-белое изображение моего рыночного вора. Судя по всему, объектив чужого гравирата настиг его совершенно случайно, мужчина стоял вполоборота, и лица было не разобрать.

      Вскочив со стула, я стремительно пересекла приемную и сорвала со щита изображение. Кажется, при этом весь зал замер от изумления.

      – Нима, вы зачем безобразничаете?! – рявкнул сердитый дознаватель.

      – Вот он! – Я шлепнула портрет прямо на исписанный детскими каракулями лист. – Человек, который напал на меня. Это он!

      В лице стража промелькнула глухая ненависть. Прикрыв на секунду глаза, он вздохнул и пробормотал себе под нос:

      – Откуда ж ты такая глазастая взялась, нима?

      – Простите? – изумилась я, не понимая, чем опять не угодила придирчивому блюстителю порядка, если избавила нас обоих от долгих объяснений.

      – Вызывайте дознавателя Новака из центрального предела! – последовал приказ.

      – Кого?

      Через час, замерзнув, как цуцик, в мрачной комнате для допросов, я искренне сожалела о собственном отличном зрении. Время перевалило за полночь, ко мне никто не шел, и складывалось подленькое