Штрафник-истребитель. «Искупить кровью!». Юрий Корчевский

врезался в землю.

      Проводив взглядом ушедший в последний путь «мессер», Михаил опомнился и огляделся. Елки-моталки, ведущий ушел вперед вместе со вторым ведомым! Михаил убрал щитки, добавил газ. Полегчавший после бомбежки «Пе-2» быстро догнал звено и встал в строй.

      Обозленные потерей товарища немцы не отставали. Пары разделились. Два самолета заходили слева, два – справа, оставшийся без пары ведомый истребитель висел у Михаила на хвосте. Пулеметы штурмана и стрелка грохотали почти без перерыва.

      Михаил заметил, как от хвоста самолета Рожковца полетели клочья, от правой хвостовой шайбы почти ничего не осталось.

      – Алексей, ты как? – спросил его по рации Михаил.

      – Машина руля слушается плохо, стрелок не отвечает, наверное – убит.

      – Держись, друг, осталось недалеко.

      – Выходи вперед, мы тебя прикроем, – скомандовал Демидов.

      Поврежденная «пешка» вышла вперед.

      Немцы продолжали яростно атаковать. Еще бы, ведь до передовой оставалось километров сорок. И тут сердце Михаила оборвалось. Левый, ближний к нему двигатель самолета Демидова полыхнул пламенем, которое почти сразу погасло, но появился густой черный дым. Винт остановился, и «пешка» командира начала снижаться.

      Немцы бы добили ее, но на встречном курсе показалась группа наших истребителей. Не приняв боя, фашистские летчики убрались восвояси на форсаже. Да и с чем им драться? Боеприпасы и топливо на исходе, а наши истребители только взлетели и готовы к бою.

      Михаил с замиранием сердца следил за тем, как снижается командир. За самолетом тянулся густой черный шлейф дыма.

      – Алексей, уходи домой, я прикрою командира.

      А самолет Петра Демидова опускался все ниже, и скорость его была все меньше. Чувствовалось, что машина плохо слушается пилота.

      – Командир, прыгай!

      – Попробую дотянуть.

      Но дотянуть не получилось. Вместе с дымом вновь появилось пламя.

      Командир выпустил шасси.

      – Петр, прыгай! – прокричал Михаил.

      – Передай в полк – сажусь на вынужденную, – ответил командир.

      Петр посадил самолет на поле.

      Михаил кружил вокруг. Он видел, как самолет запрыгал по неровному полю и остановился. Экипаж выбрался из кабины и кинулся прочь от горящего самолета, на ходу выхватывая пистолеты.

      «Нет, не брошу, – решил Михаил, – а иначе – как они переберутся через передовую? Уж лучше смерть, чем плен!»

      Родственники попавших в плен военнослужащих испытывали на себе всю тяжесть воздействия жестокой бериевской НКВД.

      Михаил выпустил шасси и пошел на посадку. Петр понял, что задумал Михаил, и замахал руками, запрещая ему посадку. Но Михаил стиснул зубы, выпустил закрылки и потянул рычаг на себя.

      Сказать, что самолет трясло, – значит не сказать ничего. Его раскачивало на кочках, как корабль в море во время жестокого шторма. «Не хватает только шасси поломать