Ромашка и Подземный король. Анна Мирович

ушла из мира в десятом веке нашей эры. С тех пор о ней говорили, пытаясь хотя бы через выдумки прикоснуться к тому, что было у далеких предков и чего никогда не обрести потомкам.

      «Все, что нам осталось, – это темная народная фантазия», – подумала Саша, процитировав одного из университетских преподавателей, и предположила:

      – Может, это был обычный конь. Отвязался и убежал.

      Антонина Макаровна снисходительно улыбнулась. Бледно-серые глаза за стеклами очков на мгновение сделались яркими и живыми.

      – Так отпечатки-то раза в три больше обычных конских. И на снегу особенно видно: вот нету ничего – и вот следы. Как будто он ниоткуда выпрыгнул. А однажды летом мы с ребятами поехали в Ермишино, на праздник крапивы. Стоим на остановке, ждем автобуса, и вдруг меня как будто обожгло. Обернулась – вижу, конь бежит прямо к нам…

      Старушка глянула в сторону иконы, с которой ласково смотрела Богородица, и перекрестилась, словно старое воспоминание пугало ее и сейчас. Саша мысленно улыбнулась: когда-то Антонина Макаровна была атеисткой и членом партии, а теперь в ее доме иконы.

      – Господи, Николай Угодничек, до чего же он страшный был! Морда наполовину сгнила, мясо клочьями болтается, а зубы острые, белые! Я это своими глазами видела, вот как тебя сейчас.

      – А вы? – Саша не любила лошадей. Она понимала, что они красивы, что в них есть определенное очарование, но лошадь всегда казалась ей чем-то ненастоящим – мороком, за которым скрывается темное, безликое.

      В комнате было светло и тепло, в открытое окно скользил запах жасмина, который пышно разросся в палисаднике, но Саше вдруг почудилось, что кто-то накинул платок на ясный день и приглушил все звуки и краски. Наваждение исчезло через мгновение, но Саше все равно было не по себе.

      – А я что? У меня ребята, восьмой «А», шесть человек. Я встала, как квочка, перед ними, руки раскинула – врешь, думаю, фашист, не пройдешь. И вот ты знаешь, конь вдруг взял и пропал. Вроде бы только что на нас мчался, и уже нет его. Ох, что было-то, а? Я чуть не упала, еле на ногах стою. Девчонки ревут от страха, мальчишки еще держатся, но у всех носы дрожат. Слава богу, автобус подошел; пока до Ермишино доехали, кое-как опомнились.

      Саша сменила тему, спросив про праздник крапивы.

      Через полчаса, когда надо было уходить, чтобы не опоздать на автобус, Антонина Макаровна вручила ей пакет с пирожками – «свое, домашнее!» – и Саша, помахав ей, побрела в сторону остановки.

      Диалектологическая практика завершилась, вот и замечательно. Теперь ей предстоял обратный путь. Мальцево осталось позади – еще пять километров по дороге, вьющейся среди лугов, и она выйдет к автобусной остановке. Автобус, из которого, кажется, на ходу вываливаются потроха, привезет ее в Мирославль, райцентр, а там пересадка – и уже родной город.

      Чем дольше шла Саша, тем легче ей становилось. Сейчас она все воспринимала как обещанное мамой приключение, что подходило к концу, и наконец-то поняла, что освободилась от груза учебы и впереди каникулы. День выдался теплым