Берегиня Иансы. Марина Владимировна Ефиминюк

поднимался за мной по лестнице, хмуро рассматривая потемневшие скрипучие ступени.

      – Не смей молчать!

      Ей-богу, клянусь, толкнула бы дурака! Скатился бы с лестницы в две сажени высотой и свернул бы себе дурную башку, да, боюсь, потом самой мало не покажется.

      – Большие дела творятся, – тихо и туманно отозвался он и нехотя уточнил: – Война начинается.

      – Какая война? – обомлела я.

      – Хранителей и людей.

      – Чего?!

      Так искренне я не смеялась с раннего детства. Всхлипывая, хохотала до слез и даже в лакейскую ввалилась, согнувшись пополам. От бессилия руки разжались, выпуская демона. Неожиданному освобождению мелкий бес обрадовался необычайно – радостно залаял и тут же юркнул в темный узкий коридор, так что его тявканье донеслось до нас уже утихающим эхом.

      – П-п-повтори еще раз, – задыхалась я, утирая слезы. – Как-как ты только что сказал?!

      – Прекрати! – потребовал Степан, подскочил ко мне и хорошенько встряхнул.

      Я всхлипнула и, не пряча широкой ехидной улыбки, простонала:

      – Ну насмешил, сердечный!

      – Что смешного?

      – Какая чушь! Война с людьми! Кто вы? Мелкая шайка, крохотная спрятанная Ианса. Оглянись – вы же национальное меньшинство, честное слово!

      – У нас есть драконы!

      – А у людей есть маги. К тому же мы знаем: за любым драконом стоит человек. – Незаметно для Степана я отстегнула с его пояса болтающийся нож, а в следующее мгновение ловким движением приставила острое лезвие к его горлу, ровно под кадык.

      Мужчина шарахнулся от меня, но уперся спиной в каменную серую стену.

      – Осторожно, не поцарапайся, – почти ласково промурлыкала я.

      – Шутишь все? – вздохнул порядком побледневший Хранитель.

      – Шучу? Плохо же ты меня знаешь, Степанушка. – Я вжала стальную кромку в кожу, даже крохотные капельки крови выступили, Тусанин поморщился. – Не страшно, что резану… и опа-а-а… нет ни тебя, ни твоего дракона?

      – Господи помилуй, господи помилуй! Демоны! – охнул кто-то рядом.

      Со зверским оскалом на устах я оглянулась. Передо мной стоял давний знакомый – лакей Назар и испуганно хлопал белесыми ресницами, обрамляющими по-рыбьи холодные глаза. Чего греха таить, со Степаном сейчас мы представляли весьма интересную композицию: худая девица, прижимающая к грязной шее здоровенного мужлана острый ножик.

      Лакей с виду совсем не изменился. Кажется, стал даже румянее и отъел (или отпил?) себе щеки. Ну одно слово – упырь. Я ему так и заявила:

      – Упырь, ты молишься?! Не изменился, гляжу… – В следующее мгновение произошла стремительная рокировка, и уже я стояла прижатая к холодной кладке, а Степан приставлял к моему горлу наточенное лезвие:

      – Осторожно, Пришлая, не поцарапайся!

      – До хозяина живой доведи. – Я передернула плечами, пытаясь сбросить его локоть, пребольно впивавшийся в грудь.

      – Держись от меня подальше. Поняла? – предупредил Хранитель, отпуская