Сильные девочки тоже плачут. Лина Мак

нервно Влада.

      – Кто плачет? – рядом слышу голос Дуси. – Дай трубку, быстро. Ты где, малышка наша? Дома?

      – Да, – отвечаю сдавленно.

      – И как давно? – снова спрашивает Дуся.

      – Не знаю, – отвечаю ещё тише и решаю, что могу позволить себе лишь ещё немного слабости, и нужно брать себя в руки.

      – Милаш, малышка наша, мы скоро приедем, – уверенно говорит Дуся.

      – Хорошо, – отвечаю в трубку. – Тогда я на стол накрою. Только, пожалуйста, дедушке и бабушке ничего не говорите пока.

      – Так они и так всё знают, – усмехается Дуся, а я вижу как наяву её кровожадную улыбку. – Виктор Григорьевич будет пока здесь все дела решать, а мы приедем.

      Дуся и Влада отключаются, а я осматриваюсь вокруг. Вроде это моя квартира, и всё в ней родное, но сейчас мне кажется, что каждый предмет давит на меня.

      Ключи Влад забрал. И почему я не удивлена? Остервенело сдёргиваю с себя свадебное платье. Рву его безжалостно. Не понадобится больше. И с каждым движением внутри что-то рассыпается.

      Больно, что хочется кричать, но боль эта напоминает то чувство, когда падала в детстве, а дедушка уже спешил ко мне с зелёнкой и ваткой, чтобы обработать ранки.

      Почему для взрослых не придумали ещё зелёнку, которая сможет залечить и продезинфицировать все раны, что делают другие люди? Я бы ванную сразу заказала себе.

      Остаюсь в белых чулках и кружевном белом бельё. Смотрю на себя в ростовое зеркало и не могу понять, что не так. Я ведь красивая. Я всегда это видела в глазах окружающих, не только родных.

      Но почему же я так и не могу стать счастливой?

      Поднимаю платье с пола и несу его в мусорное ведро.

      Душ! Мне срочно нужен душ. На ходу достаю шпильки из причёски и распускаю волосы. Тяжёлые, густые локоны, которые рассыпаются по плечам.

      Я даже покрасилась в более светлый, чтобы и с волос выжечь присутствие Влада. Он каждую ночь, что мы проводили вместе, зарывался в них, нюхал, гладил, пропускал сквозь пальцы.

      Хотела обрезать, но не смогла. Волосы – это ещё одно воспоминание о родителях. Я ещё помню, как по утрам папа меня причёсывал и целовал в обе щёчки, а мама заплетала косы и делала мне причёску, каждый раз рассказывая, какая я красивая у них, а мои волосы – это отдельный вид искусства.

      – Какая же ты сволочь, Громов! – выкрикиваю на всю ванну и бью руками по раковине с такой силой, что ладони припекает.

      Раздеваюсь полностью и захожу под душ. Сразу включаю, не настраиваю. Сжимаюсь от холодного потока, но становится легче. Вот только ужасная память всё же подбирается близко, посылая мне воспоминания того, что Влад делал со мной в этом душе.

      Низ живота наполняется тяжестью. Всегда так! Как же достало! Предательский организм так и не смог вычеркнуть из памяти его руки, пальцы, язык.

      – Ох, – выдыхаю и опускаю руку между губок.

      Клитор уже чувствительный, в ушах шумит. И это всё он. Несколько круговых движений и чуть сильнее нажимаю на него, привставая на цыпочки. Он учил всему. Он показывал мне все эти грани.

      А я, дура, так и не смогла подпустить к себе никого больше.

      Тело