Кощеева гора. Елизавета Дворецкая

может, они для того нужны, чтобы, ну… спрятать в Царьграде… кого-нибудь?

      – Вот как! – Это Хрольву не приходило на ум.

      – На Руси их спрятать труднее, – зашептала Прияна, – чтобы Свенельдич не нашел. Может, думают, там он их не достанет. Хочет договориться как-то, разведать…

      – Скажу ему… Если князь надумает этих варягов к нам взять, уж мимо меня не пройдет.

      Прияна слегка двинула рукой, призывая его молчать. Перед крыльцом остановилась Речица и поклонилась госпоже.

      – Что тебе?

      – Если я сейчас тебе не нужна, госпожа, можно мне со двора выйти? По торгу хочу пройтись, поглядеть, что там от греков привезли.

      Прияна кивнула, и Речица отошла.

      – Ишь, нарядилась, на торг, как на игрище, – проворчал Хрольв, провожая Речицу глазами: ее походка, в которой чудилось игривое движение несуществующего хвоста, привлекала мужские взгляды со всего двора. – Какого ей товара смотреть, и без того вся изукрасилась. Свой несет показывать. Эта захочет – за день себе третьего мужа сыщет.

      И вздохнул: видно, подумал о младшей своей дочери, Правене. В семнадцать лет та стала вдовой, но едва ли скоро сыщет кого-то, достойного заменить Улеба.

* * *

      – Сколько ж лет прошло? Двенадцать, тринадцать? Или все пятнадцать?

      Лис в ответ только двинул бровями: что-то вроде того, но какая к даймонам разница? Болва с трудом скрывал волнение, а Лис оставался спокоен: за эти годы после смерти Свенельда, их первого общего вождя, он всякого повидал и то былое, которое волновало Болву, для него было какой-то позапрошлой жизнью. У Болвы уже виднелись морщины на лбу и возле глаз, а Лис, его ровесник, ничуть не изменился и по-прежнему напоминал смирного, скромного отрока лет двадцати, внешности самой неприметной. Привлекал внимание только сильный многолетний загар, делавший светлые волосы, брови и маленькую бородку еще светлее. Выдавал его взгляд: спокойный и отливающий сталью. Лис умел улыбаться, шутить, держался порой оживленно и приветливо, но безжалостная сталь в глазах всегда сквозила за внешней веселостью. Болва помнил: в тот далекий день именно Лис сказал: «Надо его убрать». С этого и начались все неприятности Свенельдовой дружины, приведшие к гибели и вождя, и дружины, и всей земли Деревской.

      Болва и Лис сидели на широком спальном помосте в Ратных домах. Когда не требовалось собирать войско, в это урочище на берегу Днепра, близ огородов и выпасов, отправляли всяких приезжих, кому надо было дождаться или санного пути, или новой воды, или попутного обоза на юг или север. Сейчас здесь жила Лисова ватага: полтора десятка свеев да пара-тройка датчан. Послужив цесарю, теперь они направлялись домой, в Северные Страны. При Романе-младшем, как они сказали, дела пришли в беспорядок, а при августе Феофано они и вовсе не ждали добра. Все сходились на том, что теперь Греческим царством станет править череда ее любовников и будет сплошная троллева свадьба, а не жизнь.

      По-славянски в ватаге говорил только Лис, но Болва мог объясниться на русском, который варяги понимали. Явившись