Штрафное проклятие. Александр Карпов

ведь нельзя по закону до восемнадцати лет! – заявил в ответ Виктор.

      – Э-э! – улыбнулся ему собеседник. – Да ты, брат, мало чего знаешь. А я тебе скажу.

      Он хмыкнул и улыбнулся, убирая замерзшие на мартовском холоде руки в карманы замасленного и оттого блестевшего на свету рабочего ватника, прикрытого спереди широким и грязным брезентовым фартуком.

      – Год на дворе сорок второй? – уставился он прямо в глаза собеседнику.

      Виктор кивнул в знак согласия.

      – Мы с тобой с двадцать четвертого года? – последовал новый вопрос.

      – Ну да, – произнес тот.

      – Так что будет, если из сорока двух отнять двадцать четыре? – почему-то озадаченно спросил у него собеседник и тут же сам дал ответ: – Восемнадцать! И на конкретную дату твоего и моего рождения военный комиссар вполне может глаза закрыть. У него там простая арифметика и приказ от своего начальства, об отправке на фронт как можно большего количества людей. Вот так-то.

      Виктор нахмурился, услышав все сказанное ему напрямую.

      – Он, военком, прислал в отделы кадров предприятий всего Подольска запросы на тех, кому и есть уже восемнадцать и на них не дали брони. А те составили свои списки.

      – Значит, и я так смогу? – озадаченно произнес Виктор.

      – А то! – почти засмеялся в ответ его товарищ. – Беги к начальнику своего цеха и просись на завтра с нами.

      – А пустит ли? Работы уж больно много, – прокомментировал он, недоумевая от всех услышанных объяснений и доводов.

      – Работы сейчас везде и у всех много. Но хочешь на фронт, значит, иди и просись. Под лежачий камень вода не течет, – хлопнул его по плечу товарищ.

      Он уже собирался уходить в свой цех, как снова повернулся к Виктору и добавил:

      – Мужики, вернувшиеся с фронта на завод, после того как их комиссовали после ранений, рассказывали, что часто там встречали тех солдат, кому по семнадцать, а то и по шестнадцать лет. Попадались и совсем юные. Это воспитанники. Их сынами полков называют. А были и такие, кто на вид совсем мальчишка, а всем говорит, что ему больше лет, чем выглядит. Только поди проверь, если он доброволец, родные места его уже под немцами, а документов, может, и не осталось вовсе. Но воюет же человек.

      – Ничего себе! – удивленно протянул Виктор, выслушав товарища.

      – Волков! – вдруг одернул его голос мастера, громко прозвучавший со стороны въездных ворот в его цех. – Заснул, что ли? Бегом на работу!

      День едва не начался с опоздания, но главное, что удалось узнать – это была реальная возможность не ждать призыва, что коснется парня лишь к концу года, в декабре, когда ему исполнится полных восемнадцать лет, а самому попроситься на фронт.

      Весь рабочий день Виктор провел с мыслью о досрочном своем возможном уходе на службу в армию, на войну. Он много раз прокручивал в голове рассказ товарища. Не смущало его в этом абсолютно ничего: ни опасности, ни трудности, ни ранения, ни вполне возможная гибель