От Тильзита до Эрфурта. Альберт Вандаль

всегда вел и направлял Наполеон. Он был неиссякаем в речах и мыслях. Отдаваясь своей страсти к эффективным монологам, он во всем находил предмет для подробного развития своеобразных и глубоких взглядов. Обычно Наполеон говорил, а Александр его слушал. Такая манера держать себя облегчалась молодому монарху тем, что затрагиваемые вопросы были вполне достойны его внимания: дело шло о политике, администрации и войне. Наполеон рассказал о первых своих победах, поразивших мир, о походах в Италию и Египет. Заметив, что египетский поход в высокой степени поражал воображение царя, он повторял его романтическое описание. Затем простодушным тоном он открывал секреты и приемы военного дела. Он говорил, что искусство побеждать не было недосягаемой наукой, что иногда глубокие расчеты противника разрушаются на войне присутствием духа и хладнокровием. Все заключается в том, говорил он, чтобы испугаться последним.[124] Александр благоговейно слушал его, запечатлевая в своей памяти все слышанное и никогда не забывал этого, “твердо решившись, – рассказывал он впоследствии, – “при случае” этим воспользоваться”.[125]

      Он также хотел научиться у Наполеона, как вести народ и упpaвлять государством. Император поощрял его любознательность, раскрывал главные двигатели своего могущества, объяснял устройство своего правления, внутренний ход той “громадной машины”, рассматривать которую дозволялось в Европе только с ее внешней импонирующей стороны. Он вспоминал, какими способами он пересоздал администрацию, общество, нацию; как переделал Францию с помощью разбросанных и разнородных элементов. Вдаваясь в подробности, он давал краткую характеристику людей, услугами которых пользовался. Описывал их происхождение, склонности, многообразие их способностей. Говорил, чего требовал от каждого из них и что умел извлечь; какую большую цену придавал тому, чтобы они оставались на своих местах, как обеспечивал устойчивость их должностей, как предпочитал, скорее, не обращать внимания на их недостатки, чем отказываться извлекать пользу из их хороших качеств, предпочитая лучше объездить их, чем сокрушить.[126]

      Затем беседа возобновлялась снова, вдаваясь иногда в чисто умозрительные области. Обсуждали различные образы правлений и присущую им ценность. Оказалось, между прочим, что Александр был поклонником “идеологии”.[127] Самодержец по положению, он хотел казаться либеральным по принципам, даже называл себя республиканцем, и “коронованному солдату” приходилось отстаивать преимущества наследственного права. Во всяком затронутом вопросе, каким бы отвлеченным он ни бы, Наполеон старался уловить главным образом, практическую его сторону и коснуться того пункта, который должен был заинтересовать и понравиться его собеседнику. Однажды заговорили о печати. Император, искусно и не щадя противника пользовавшийся этим орудием, вспомнил, что Александру приходилось страдать от личных нападок и что у него сохранилось о них неприятное воспоминание. “Не нужно

124

Mémoires de La comtesse Edling, 85.

125

Ibid.

126

Слова, о которых Александр упоминает в своих разговорах с Коленкуром: переписка этого посланника, 1807–1808.

127

Memorial, 10–12 1816.