Дезертир. Игорь Пронин

сделать передышку. Ярко вспыхнула очередная ракета, и Никита не удержался, все же приподнял голову, чтобы посмотреть на Кордон с этой стороны. Со стороны Зоны.

      Длинные линии брустверов убегали в обе стороны, их прерывали бетонные стены, тянущиеся от блокпоста до блокпоста. За стенами минные поля; пространство и перед ними, и позади простреливается с вышек. Это первая линия обороны человечества от Зоны. Там, позади, есть вторая, куда более мощная. Там артиллерия, готовая превратить всю эту землю в пылающий ад – если потребуется.

      «Тут и без того ад, – подумалось Никите. Он запрокинул голову и, пока ракета не погасла, оглядел, насколько позволяла трава, канаву. Пока все было хорошо. – Мой ад. Удунов вырвался, а я? Вот так же однажды не выдержу. И не важно, сразу меня убьют или сперва я прикончу полвзвода. Конец один. Может, застрелиться?»

      Никита пополз быстрее, чтобы избавиться от дурацких мыслей. Он оказался слишком слаб для Зоны. Она давит, «светит». Черная быль. И все сходят с ума. Кто как Кравец, кто как Ачикян, все равно. А кто-то – как Никита: превращается в загнанного зверька, у которого только одна дорога к смерти. Прямая, точно эта канава. Почему так получается, что нельзя ни пожаловаться, ни сбежать?.. Никита не мог ответить себе на этот вопрос, горло сжалось в комок.

      – Вперед!

      Он полз, обдирая кожу о ремень. Жаловаться… Кому?! Ворваться в штаб и упасть в ноги командиру? Тот сплавит в части Второй линии, а там… Там уже будут знать, кто к ним едет. Слышал Никита такие истории. А сбежать – как? Вторая линия не только Зону стережет, но и их, защитников Первой линии. Для тех, кто сзади, спецбатальоны – уже часть Зоны. Они тоже стреляют без предупреждения.

      – Сумасшествие, сумасшествие… – шептал Никита и полз, полз, пока окончательно не выдохся.

      Еще одна ракета. От поста что-то кричат, но Никита не желал вслушиваться. До линии осталось метров двадцать, здесь уже пахло горелым. Выжженная полоса. На занятиях в учебке объясняли, что кабаны и другие животные со временем привыкли к этой полоске мертвой земли, «линии», и перестали заходить за нее в поисках пищи, поэтому ее необходимо все время обновлять. В спецбатальоне сказали: чепуха. Тем, кто приходит из Зоны, плевать на линию, кем бы они ни были. И все же раз в неделю вертолеты проходят вдоль Кордона, жгут из огнеметов усталую землю.

      – Как ты там, Серега? – спросил Никита, чтобы услышать хоть свой голос в наступившей тишине, и вдруг испугался, что Удунов ответит. В Зоне всякое случается. А они уже в Зоне – что для Зоны какая-то человеческая линия? – Молчи, молчи, скоро все кончится. Я уйду, а ты останешься. Или я тоже не уйду…

      Говоря это, Никита имел в виду: меня могут убить, как только я дотащу тебя. Убить, чтобы избавиться от свидетеля, или по ошибке, или от страха, как угодно. Убить, чтобы провести ночь спокойно, а днем, под хорошим прикрытием, забрать сразу два тела. Или нет? Или его прикроют, а Миша Ачикян отведет в парк и накормит-напоит? Потом Ачикян разберется со своими «козлами», а Хвостенко, узнав, куда ходил Никита, перестанет