Polaroid. Исчезнувшие в тумане. Доктор Кросс

я «Polaroid». Старая, с царапинами, будто её вытащили из огня. Лия взяла камеру – ту самую, что Марк оставил ей перед исчезновением. Красный корпус был потёрт до металла, царапины на объективе и странный символ на задней панели, похожий на переплетённые часы.

      Щелчок.

      Снимок выполз из камеры медленно, словно нехотя. Лия встряхнула его, как делал брат. На чёрно-белой полоске проступил берег реки. Песок, изрезанный следами, ведущими в воду. Те же следы, что остались на берегу три года назад. Те же, что Марк оставил, прежде чем раствориться в тумане.

      – Бред, – прошептала она, но голос дрогнул.

      Лия приоткрыла окно чтобы вдохнуть воздух, нехотя со скрипом но оно поддалось. На подоконник села ворона. Не чёрная – её перья отливали синевой, как нефть на асфальте. Глаза птицы были белёсыми, без зрачков, словно покрытые пеплом.

      – Убирайся, – бросила Лия, но ворона не двинулась.

      Вместо этого она раскрыла клюв. На подоконник упал клочок плёнки. Лия подняла его. На обрывке было её лицо. И не только. За её спиной, в полуметре, стоял силуэт в промокшем плаще. Лицо скрывал капюшон, но из-под него виднелся подбородок Марка.

      Сердце Лии забилось так громко, что могло заглушить вой ветра. Она обернулась. Комната была пуста. Только тени от фонаря за окном ползали по стенам, как пауки.

      – Воображение, – сказала она громко, будто проверяя, отзовётся ли эхо.

      Но тут щёлкнул «Polaroid». Сам по себе.

      Лия выронила камеру. Снимок упал лицом вверх. На нём – она сама, стоящая у окна. А за стеклом, в тумане, чётко виднелась фигура в плаще. На этот раз капюшон был сброшен.

      Марк.

      Нет. Это был Марк, но… не он. Глаза – пустые, как у вороны. Рот – растянут в улыбке, которой у брата никогда не было.

      Лия отшатнулась. Ворона каркнула, звук напоминал скрип ржавых петель. Птица взмахнула крыльями, подняв в воздух клубок тумана. Когда он рассеялся, на подоконнике осталась лишь плёнка и перо цвета ночи.

      Она подняла её. На обороте, синими буквами:

      **«Он не утонул. Он стал тенью. И теперь ищет тебя».**

      *P.S. Туман сгущается. Тени ждут.*

      **Глава 2: Река, которая помнит**

      Лия натянула куртку Марка – та пахла пылью и старыми книгами, как будто брат только вчера снял её и бросил на стул. В карман она сунула «Polaroid» и снимок с силуэтом.

      Дорога к реке вилась через промозглые переулки. Туман цеплялся за кожу, словно паутина. Лия шла, вглядываясь в серую пелену. Ей чудилось, что за каждым углом стоит тот самый силуэт в плаще. Но когда она оборачивалась, там были лишь мусорные баки да потускневшие граффити.

      Река встретила её тишиной. Вода здесь была чёрной, как чернила, а берег усыпан песком, который хрустел под ногами, словно кости. Лия достала снимок. Следы на фото вели точно туда, где волны лизали берег. Она шагнула вперёд.

      – Не стоит, – раздался за спиной хриплый голос.

      Лия резко обернулась. Из тумана вышел старик в потёртом пальто, с лицом, напоминающим высохшую кору дерева. Его глаза – мутные, будто затянутые плёнкой – упёрлись в «Polaroid» в её руке.

      – Вы знаете, что это? – спросила Лия, сжимая камеру.

      – Знаю. И знаю, что те, кто ищут ответы у реки, редко возвращаются, – он указал на воду. – Она помнит всё. И любит брать своё.

      Старик протянул руку, и Лия заметила, что его пальцы заканчивались не ногтями, а чем-то вроде когтей.

      – Марк… мой брат. Он здесь? – голос её дрогнул.

      Старик усмехнулся, обнажив дёсны без зубов.

      – Марк? Он давно стал частью тумана. А ты… – он ткнул когтем в её грудь, – ты ищешь то, что лучше оставить спящим.

      Лия отступила, наступив на что-то острое. Она наклонилась. В песке блестели осколки стекла – десятки, будто кто-то разбил зеркало. Среди них лежал кусочек плёнки. Она подняла его. На снимке – она сама, в эту же минуту, стоящая над песком. А за её спиной…

      – Смотри, – прошипел старик.

      Вода забурлила. Лия подняла голову. По поверхности реки плыли угри-призраки, их полупрозрачные тела мерцали, как испорченная кинолента. За ними, в глубине, мелькнуло лицо. Марк. Его рот был открыт в беззвучном крике, а руки бились о невидимую стену, словно он был заперт в стеклянной колбе.