Муму. Бежин луг. Иван Тургенев

осклабился:

      – Женитьба – дело хорошее для человека, Гаврила Андреич; и я, с своей стороны, с очень моим приятным удовольствием.

      – Ну да, – возразил Гаврила и подумал про себя: «Нечего сказать, аккуратно говорит человек». – Только вот что, – продолжал он вслух, – невесту-то тебе приискали неладную.

      – А какую, позвольте полюбопытствовать?..

      – Татьяну.

      – Татьяну?

      И Капитон вытаращил глаза и отделился от стены.

      – Ну, чего ж ты всполохнулся?.. Разве она тебе не по нраву?

      – Какое не по нраву, Гаврила Андреич! девка она ничего, работница, смирная девка… Да ведь вы сами знаете, Гаврила Андреич, ведь тот-то, леший, кикимора-то степная, ведь он за ней…

      – Знаю, брат, всё знаю, – с досадой прервал его дворецкий, – да ведь…

      – Да помилуйте, Гаврила Андреич! ведь он меня убьёт, ей-богу, убьёт, как муху какую-нибудь прихлопнет; ведь у него рука, ведь вы извольте сами посмотреть, что у него за рука; ведь у него просто Минина и Пожарского рука. Ведь он глухой, бьёт и не слышит, как бьёт! Словно во сне кулачищами-то махает. И унять его нет никакой возможности; почему? потому, вы сами знаете, Гаврила Андреич, он глух и, вдобавку, глуп, как пятка. Ведь это какой-то зверь, идол, Гаврила Андреич, – хуже идола… осина какая-то; за что же я теперь от него страдать должен? Конечно, мне уж теперь всё нипочём: обдержался, обтерпелся человек, обмаслился, как коломенский горшок, – всё же я, однако, человек, а не какой-нибудь, в самом деле, ничтожный горшок.

      – Знаю, знаю, не расписывай…

      – Господи Боже мой! – с жаром продолжал башмачник, – когда же конец? когда, Господи! Горемыка я, горемыка неисходная! Судьба-то, судьба-то моя, подумаешь! В малых летах был я бит через немца-хозяина, в лучший сустав жизни моей бит от своего же брата, наконец в зрелые годы вот до чего дослужился…

      – Эх ты, мочальная душа! – проговорил Гаврила. – Чего распространяешься, право!

      – Как чего, Гаврила Андреич! Не побоев я боюсь, Гаврила Андреич. Накажи меня господин в стенах да подай мне при людях приветствие, и всё я в числе человеков, а тут ведь от кого приходится…

      – Ну, пошёл вон, – нетерпеливо перебил его Гаврила.

      Капитон отвернулся и поплёлся вон.

      – А положим, его бы не было, – крикнул ему вслед дворецкий, – ты-то сам согласен?

      – Изъявляю, – возразил Капитон и удалился.

      Красноречие не покидало его даже в крайних случаях.

      Дворецкий несколько раз прошёлся по комнате.

      – Ну, позовите теперь Татьяну, – промолвил он наконец.

      Через несколько мгновений Татьяна вошла чуть слышно и остановилась у порога.

      – Что прикажете, Гаврила Андреич? – проговорила она тихим голосом.

      Дворецкий пристально посмотрел на неё.

      – Ну, – промолвил он, – Танюша, хочешь замуж идти? Барыня тебе жениха сыскала.

      – Слушаю, Гаврила Андреич. А кого они мне в женихи назначают? – прибавила она с нерешительностью.

      – Капитона, башмачника.

      – Слушаю-с.

      – Он