Беглец. Кайя Белая

на пользу ничьим глазам. Близорукость приходилось тщательно скрывать. За это могли выгнать из армии.

      После портного – к цирюльнику. Пусть и нечетко, но я заметил, что на брюки портной отписал в этот раз больше сукна, чем в прошлом году. Еще вытянулся. Непроизвольно ссутулился, пытаясь стать чуть меньше. Все во мне кричало о корнях и напоминало отца. Которого я ненавидел всей душой. После его высылки из Империи моя жизнь превратилась в сущий ад. Дуэли уже не щекотали нервы, они стали нормой. Последней жертвой моей чести был старший сын и наследник графа Уварова. Среди высшего общества всегда найдется отпрыск голубых кровей, желающий указать мне место. Общество меня не принимало. Не желало принимать того, что я наполовину испанец, родившийся от связи посла и дочери светлейшего князя Бутеро-Родали. Подающий надежды полководец. К моему огромному сожалению, все, что досталось мне от белокурой и белокожей матушки, – это голубые глаза, напоминающие цвет перышек тропической птички, что отец подарил мне на пятилетие, и которая не выдержала имперскую зиму и умерла спустя пару недель.

      – Ваша светлость, – все еще ползая у моих ног и снимая мерки, обратился ко мне портной. – Вас можно поздравить с повышением?

      – До выпуска еще год. Может случиться все, что угодно, – был мой ответ. Портной перекрестился.

      – Что вы, ваша светлость! Сама государыня обратила свой взгляд на ваши умения и старания! – Лучше бы не обращала, подумал я.

      Все лето я, как проклятый, проторчал в усадьбе матушки из-за особого внимания государыни. Возможно, лихих и бесшабашных одногруппников такой образ жизни испугал и вызвал растерянность. Но я использовал это во благо. Вдали от гулянок, пирушек и балов я тренировался до дрожи в мышцах. Ближний и дальний бой, рукопашная, фехтование, прицельная стрельба. Вечерами я засыпал, едва коснувшись подушки, а с первыми петухами кружил вокруг пруда легкой трусцой.

      Полуденный жар августа припекал спину. От быстрого шага под черным сюртуком рубашка прилипла к коже. В это время дня город замирал. Даже бордовые листья карликовых кленов, высаженных прошлой весной, едва-едва шелестели от неуверенного дуновения ветра. Я чертовски задерживался, раздраженность, скопившаяся за утро, осела на плечах, сковав их. Чеканя шаг по брусчатке, увидел угол здания, которое мне было нужно. Почему я решил, что сегодня стать пешим отличная идея? Мимо проехал открытый экипаж с молодыми леди в белоснежных платьях, они обмахивались веерами, их щеки пылали румянцем. Не я один страдал от жары. Еще прибавив шагу, я добрался до нужной двери. Полумрак парадной освежал; привалившись к прохладной стене, перевел дух. Прикрыв глаза, представил всего на секунду, как моих губ касается глиняный кувшин с ледяным, пряным, пахнущим ржаными сухарями квасом. Облизал пересохшие губы и открыл глаза. Вверх вилась белая с черными прожилками мраморная лестница, она уходила под крышу спиралью. Набрав в грудь воздуха, припустил по ступеням, перешагивая через одну. Пять пролетов, и я ввалился в открытое пространство под крышей. Здесь было душно, окна в крыше яркими лучами озаряли помещение. В этих золотисто-желтых лучах танцевали пылинки, тренировочный зал казался воздушным и невесомым.

      – Рубашку и сюртук долой, – жестко скомандовал вышедший из темного угла мужчина. Усомнившись, что это именно тот, кто мне нужен, я не торопился раздеваться. Он не мог быть тем, про кого мне рассказывали. – Вы отнимаете мое время, – мужчина стянул со своего худосочного тела белоснежную рубашку. – За опоздание – тридцать отжиманий на кулаках.

      Нерешительно, но все же я стянул одежду. Опустился на пыльный пол, приняв упор лежа. В поле моего зрения попали два тяжелых сапога для верховой езды, мужчина поставил одну ногу мне на спину, согнул ее в колене, оперся на него всем весом.

      – Поспешите, голубчик, – со смехом произнес он. Сцепив зубы от злости за его насмешливый тон, я принялся за привычное дело. Тридцать отжиманий – легко. С дополнительным весом? – запросто. – Метишь в лейб-гвардию? – Опять эта усмешка в голосе мужчины, просачивающаяся сквозь каждый слог.

      Пот струился по вискам и норовил попасть в глаза, я молчал. Ему мои ответы не интересны, все, чего он хочет, – вывести меня из равновесия. Песок под костяшками пальцев больно впивался в кожу, оставляя следы, но это мелочи. Я пришел учиться, и все, что я могу взять, я возьму. Пусть я ползком буду спускаться, пусть он поставит на мою спину бочку с водой и заставит сделать сто отжиманий, мои губы останутся безмолвными.

      – А теперь, – отойдя от меня, он швырнул на пол шпагу, – на позицию. И будьте любезны, без модных штучек. Вы ведь опытный дуэлянт, покажите себя с лучшей стороны.

      Я проглотил горечь презрения к этому человеку и встал в боевую стойку. Ничего личного, Петр, шептал я про себя, ничего личного. Звон металла разлетелся по пустому залу

      ГЛАВА 2

      Мышцы просили об отдыхе и уходе. В открытое нараспашку окно задувал еще прохладный ветерок, соловьи пели в ветках липы под моим окном. Сладко потянувшись, я вскочил с кровати. Легкий завтрак – и в баню. В хвойном пару да с дубовыми вениками восстановлюсь быстро. А это требовалось – вечером меня ждут на именинах ротмистра Звягина. Отказать