Разрушитель небес. Сара Вулф

мере соответствовать своему Дому и цветам его эмблемы. Он изменил цвет глаз – со своего естественного на серый.

      – Но ведь с ними мы выиграли Войну, верно?

      Я замираю, потом обвожу боевого жеребца медленным взглядом.

      Так об этом говорят священники: сатана послал врага, чтобы уничтожить нас.

      История повествует, что нам неизвестны причины нападения врага, мы знаем только, что он на нас напал. Передвигаясь в океанах, в среде, наиболее близкой к привычной ему космической невесомости, он всего за два десятилетия уничтожил три четверти населения планеты. Но затем мы построили семь Станций – гигантских металлических ковчегов, прикрытых твердосветными ячеистыми экранами, и они зависли высоко над разоренной Землей. А потом мы создали человекоподобных боевых жеребцов. Станции спасли и сохранили нас, а боевые жеребцы переломили в нашу пользу ход Войны, которая грозила нам полным уничтожением, и принесли нам победу. Врага сокрушили тысячи боевых жеребцов, как этот, и их доблестные наездники, которые убивали и погибали сами, – рыцари Войны.

      Такова история старой Земли – раньше на ней велось много войн. Но когда явился враг, осталась лишь одна. Должно быть, когда-то наездником этого боевого жеребца был рыцарь.

      А вот история, которую я рассказываю сама себе: когда-то давным-давно этому жеребцу боевой раскраской служила кровь врага.

      Его серые руки повисли, длинные хилые ноги изогнулись и вывернулись в тазобедренных суставах. Голова, закрытая шлемом в форме полумесяца, безвольно поникла, опустилась на побитый нагрудник. Он выглядит ненадежным, сломанным, бессильным. В металле его покрытой вмятинами брони мелькает мое изможденное отражение – ненадежное, сломанное, бессильное. Двое, которые друг друга стоят. Семеро, которые должны поплатиться. Это не время для милосердия.

      Я разжимаю пальцы, отпуская Дравика.

      – Где же команда механиков? Наверняка ваши инженеры способны на большее.

      Он легким движением оправляет шейный платок.

      – Они прибудут утром, но прежде, чем смогут приступить к работе, от тебя им понадобится импринт боевого жеребца.

      – Импринт?

      – Чтобы ты хотя бы раз села в седло, – поясняет он. – Твое нейронное рукопожатие будет зафиксировано, систему боевого жеребца перезапустят, поскольку им не пользовались триста шестьдесят два года.

      – Где вы вообще откопали такое старье?

      На его лице вновь появляется улыбка, которая заменяет ответ:

      – Как я уже говорил, твоя единственная забота – верховая езда.

      Киллиам нажимает кнопку на пульте, подвешенный боевой жеребец содрогается, его нагрудник со скрипом открывается, расходясь на две половины, обнаруживая внутри кромешную темноту. От мостика отделяется трап, он, лязгая, выдвигается и закрепляется на выступе разверзшейся груди боевого жеребца. Глубоко внутри у него что-то потрескивает, словно напряжение в миллион вольт. Во мраке грудной полости разгорается свет – хорошо знакомое мне сияние бледного сиренево-голубоватого