Курсант. На Берлин – 2. Павел Барчук

госбезопасности не имел вообще никакой возможности подобраться близко.

      Более того, Риекки настолько впечатлился моей помощью в плане его противостояния с военной разведкой, что на полном серьёзе велел каждому сотруднику в случае опасности прикрывать объект охраны, то есть меня, собственным телом. Ну и плюс, конечно, за сохранность важного для немцев товарища, с Риекки спросили бы по полной программе.

      Однако, надо отдать должное, Эско моим состоянием проникся. Вопросов он больше не задавал, но стоило мне вздрогнуть и оглянуться, начальник сыскной полиции мгновенно превращался в охотничьего пса. У него даже ноздри начинали раздуваться так, будто он вот-вот возьмет след. Если мы, конечно, в этот момент находились рядом.

      В общем, с каждым днем, проведенным в Хельсинки, и я, и Эско имели все шансы получить нервный тик. Правда, по разным причинам. Меня беспокоило, что Клячин по-прежнему не проявляет активности и не выходит на контакт. Риекки беспокоило, что Клячин может проявить активность. Конечно, начальник сыскной полиции делал вид, будто все у него под контролем, но при этом, и я это видел прекрасно, он сильно переживал за мою жизнь.

      Поэтому, как только стало известно о точной дате отъезда, пришлось брать, что дали. В Германию мы полетели. Я так понял, Эско просто поставили перед фактом.

      Все время, пока самолет трясло и мотыляло, я сидел, вцепившись в ручки кресла, благо они имелись, и упорно изображал спящего. Не хотелось показывать слабость в присутствии фина.

      Впрочем, начальник сыскной полиции тоже был немногословен. Он вообще вёл себя странно с самого утра, смотрел в мою сторону так, будто я занял у него очень, очень много денег, а отдавать не собираюсь.

      Когда самолёт, наконец, приземлился, я выдохнул с облегчением. Вообще, конечно, было бы очень глупо, если бы самолёт рухнул на землю. Чистый анекдот про колобка. От медведя ушел, от волка ушел, от деда с бабкой укатился, а помер нелепейшим образом.

      – Темпельхоф… – Многозначительно и пафосно произнёс Риекки, глядя в окошко.

      Видимо, так назывался аэропорт, где мы садились. Я напряг память, вспоминая название, которое озвучил господин полковник. Вернее, попытался найти его в своей прошлой будущей жизни, до которой еще чертова уйма десятилетий. Однако, насколько помню, в Германию мы летали через Франкфурт. Никаких Темпельхофов не знаю.

      – Посмотри. – Эско покосился на меня, а затем кивнул в сторону иллюминатора. – Потрясающий вид.

      – Премного благодарен. Обойдусь. – Сдержанно ответил я.

      Наверное, в представлении Эско Советский союз в своем развитии ушёл не далеко от большой деревни, раз он считает, будто меня должен привести в состояние восторга аэропорт.

      – Тебе не интересно? Это же Темпельхоф. – Не успокаивался настырный фин.

      – Да хоть Льюльяйльяко! – Ответил я раздражённо. – Быстрее бы уже сели и все. Вообще, кстати, не понимаю, почему нам предоставили гражданский самолёт. Мне казалось, столь важную персону