Спартаковские исповеди. Отцы-основатели; из мастеров – в тренеры. От Старостиных до Аленичева. Игорь Рабинер

ноге.

      Андрей был фигурой даже более, как нынче сказали бы, публичной, чем Николай. Тот все-таки вращался в основном в спортивных кругах, а Андрей – в артистических. С бомондом. Тем более что он был самый импозантный, красивый из всех четверых. Но остальные ему не завидовали – между ними вообще никакой зависти не было. Абсолютно. У них, повторяю, были идеальные взаимоотношения.

      Андрей Петрович из дядьев был мне, наверное, самый близкий. Не только по имени, но и по поведению, привычкам. Я в молодости тоже компаниями веселыми увлекался. Николай и Александр – чуть подальше, с ними была дистанция. С Андреем – нет, интереснее вечера проходили, чем с дядей Колей или дядей Шурой. Множество тем находилось для разговоров.

      Он часто к нам приходил, когда отец ногу потерял. Они в шахматы играли, засиживались далеко за полночь. Сидят на кухне, поют – и я иногда им компанию составляю…

      Когда они из лагерей вышли, дядя Андрей меня в общении с друзьями почему-то выдавал за сына. Отец задержался, еще в Туле был – а он уже прибыл. Первым делом приехал на Ширяевку, а я там как раз играл за первую юношескую команду «Спартака». Посмотрел на меня и сказал: вечером давай приезжай в Дом актера на Пушкинской – тот самый, который потом сгорел.

      Я приехал, и он начал меня представлять: мой сын, мол, будущая звезда. Знаменитому жокею Бондаревскому – да самым разным людям, которые там ошивались. Они смеются: откуда у тебя сын? У тебя ж его никогда не было, что ты врешь? Но он настаивал.

      Потом повез меня в «Националь». Там сидел Юрий Олеша. Андрей меня с ним познакомил. Олеше, по-моему, было совершенно безразлично: сын это, племянник, кто-то еще… Сидел с такой задумчивой физиономией, что-то односложно бубнил. Да, сын, хорошо…

      С тех пор и до самой смерти Андрея я не пропустил ни одного его юбилея. Все они без исключения были с цыганами. И приезд Андрея из лагеря в Москву праздновали в квартире актера Николая Хмелева, где жил и Михаил Яншин со своей женой, цыганкой Лялей Черной[2]. Я, семнадцатилетний, там выпил, меня сморило. Лег на диван. А потом и Яншин «отключился». И его фактически на меня положили – а он то-олстый… Чуть не раздавил, старый хрен, ха-ха!

      Андрей слыл за весельчака, а великий актер Яншин, с которым они были не разлей вода, – не особо. В ролях казался комичнее, чем в жизни. Сам Яншин не блистал внешностью, но женщины у него все были красотками. Одна Ляля Черная чего стоит! Вообще, весь этот цыганский мир Андрея обожал.

      Ольга, жена Андрея, все время жила театром, ездила на гастроли и ни с кем из нас близко не общалась. Только на крупных юбилеях. Она же тоже сидела! За то, что предлагала охраннику то ли часы, то ли еще какую-то взятку, чтобы добиться свидания с Андреем. Но ее посадили не в лагерь, а на поселение. Их дочка, Наташа, осталась на попечении теток – Клавдии и Веры. Они работали, не могли с ней быть все время и наняли сиделку, Ульяшу. Она за ней и ухаживала. А Ольга в это время на волах воду возила.

* * *

      Сейчас люди этого не знают, но не все Старостины

2

Актриса театра «Ромэн».