Спартаковские исповеди. Отцы-основатели; из мастеров – в тренеры. От Старостиных до Аленичева. Игорь Рабинер

is>

      – Да это я сейчас еще похудел на десять кило из-за инсульта. Три дня в реанимации был – хорошо еще, что ничего не отказало. Если бы вы меня полгода назад увидели – совершенно другой человек! Вот тогда я действительно был на Андрея Петровича-старшего похож. Теперь же прежний вес не восстанавливается, руки худые стали. А раньше с гантелями занимался, от пола отжимался.

      Андрей Петрович-младший – видный руководитель и ученый, с шестидесятых годов прошлого века занимавшийся разработкой и внедрением авиационных двигателей в холодильные и газоперекачивающие агрегаты. После Энергетического института он прошел путь от инженера до генерального директора конструкторского бюро «Турбохолод», а потом почти четверть века им руководил. Кандидат технических наук, академик Международной холодильной академии, лауреат премии Совета министров СССР, в восьмидесятых годах – председатель межведомственного Координационного совета по созданию газопровода «Уренгой – Помары – Ужгород», он и в 2010-х участвовал в собраниях акционеров ОАО «Турбохолод». В общем, успешный, полностью реализовавший себя человек – и далеко не в той сфере, в какой преуспел его род.

      Но футбол, которым он занимался в детстве и отрочестве (разумеется, в «Спартаке» – а где ж еще с такой-то фамилией?!), всегда был его страстью, ею и остался. Он гордился принадлежностью к знаменитому футбольному роду Старостиных и был единственным его продолжателем по мужской линии. И сыновей своих назвал Александром – от него уже имеет пятерых внуков – и Андреем, в то время тоже ожидавшим прибавления в семействе…

      – Получилось, что у всех братьев Старостиных я был единственным сыном, остальные – все дочери. Только вот Саша Попов еще – сын тети Веры. А в следующих поколениях ребят уже много. Вообще же у братьев и сестер Старостиных родилось семеро детей: у Николая две дочери, Евгения и Елена; у Александра – дочь Алла; у Клавдии – дочь Ирина; у Андрея – дочь Наталья; у Веры – сын Александр (по отцу Попов); у Петра – я.

      Когда ему было пять лет, сотрудники НКВД арестовывали отца в его присутствии. В одиннадцать ездил вместе с матерью к папе в лагерь под Тулу и провел там две недели. В семнадцать ходил с Николаем Петровичем на первый матч основателя «Спартака» после выхода из заключения, а во время сборища по случаю возвращения Андрея Петровича спал на одном диване с великим актером МХАТа Михаилом Яншиным, который своим весом с центнер юношу едва не раздавил. Был на всех юбилеях каждого из братьев и как никто другой может рассказать об их семейных традициях…

      Как не поговорить с таким человеком, не погрузить сначала себя, а затем и читателей в мир Старостиных? Тем более что и память у сына и племянника великих братьев оказалась великолепная, и речь – плавная, красивая и в то же время очень живая.

* * *

      Главная сила этой четверки заключалась в том, что недаром о них всегда говорили как о «братьях Старостиных», хотя каждый сам по себе был ярчайшей личностью. Они и их сестры, Клавдия и Вера, – пример совершенно спаянной, неразлучной семьи. Очень любили друг друга, уважали.

      Непременным было почитание по возрасту. Если все вместе за столом собирались и Николай слово говорил – остальные молчали, пока он не закончит. Затем Александр, Андрей и Петр. И так – на всех вечерах, праздниках. Более того, рассаживались все по возрастному принципу. А мы, их дети, сидели совсем далеко. Теперь вот я дожил до того, что сижу почти во главе стола, между Лялей – Еленой, дочкой Николая Петровича, которая 80-летие отметила – и Наташей, дочкой Андрея Петровича, которая на пять лет младше меня. Все остальные, кто старше, умерли…

      Родственников хвалить, конечно, не особо надо, но Старостины честные люди были, нормальные. Притом что жить им пришлось в гнусную эпоху, которая способствовала проявлению далеко не лучших качеств. И с гнусным вождем. Но это уже другой вопрос…

      Представьте, ни у кого из них серьезных ссор друг с другом вообще не было! Я в шутку говорю иногда – может, это потому, что они отсидели долго, соскучились очень? Их же по всему Союзу разбросало. Николая отправили по этапу в Комсомольск-на-Амуре, Александра – в Инту, Андрея – в Норильск, моего отца – в Нижний Тагил… А потом вернулись – и как будто не было этих двенадцати лет.

      Нет, Николай мог распечь за что-нибудь Андрея или отца. Но это касалось разве что футбольных вопросов. Надо брать какого-то игрока в «Спартак» или не надо, кто как сыграл… Что-то чисто профессиональное, словом.

      Но доказывали они друг другу свою правоту до конца. Переубедить было невозможно. Доходило до обзывательств. Но не матом – нецензурно они могли выразиться, только если, например, кипятком кто-то ошпарится, а в обычной речи таких слов у них не было. «Ты ничего не понимаешь!», «Ты абсолютный профан в этом вопросе!» Слово «профан» было самым большим ругательством.

      Когда играли во что-то, заводились, особенно Андрей. Мой отец лучше всех остальных играл в шахматы и в преферанс – так, когда его за столом не было, кто-то из братьев втихаря отходил, ему звонил и расклад описывал, советовался. Андрей проигрывал – и сердился. Начиналось: «Что ты тут часами сидишь и над ходом думаешь?» –