Дракон среди нас. Ирина Вадимовна Лазаренко

себе под ноги. Остальные мужики наконец отмерли. Трое принялись к прерванному занятию – тащили из воды нечто увесистое и неразличимое в зарослях камышей. Двое за спиной Кумлатия переступили с ноги на ногу. По их лицам, как по пустому лицу куколки, ничего невозможно было понять.

      – Мава-водява, – отмер вдруг второй путник, на которого до сих пор никто не обращал внимания. – Только на кой ёрпыль она вам нужна, и так все дороги раскисли в кисель!

      Он тоже попёрся к берегу, раздвигая заросли приречной крушины и чуть повышая голос, который звонко нёсся во влажном воздухе, подбегал к воде и там гас, разрезанный острыми камышиными листьями:

      – Слыхал про такие людские заморочки, ага, только не в этих землях. Вы пришлые, да? Обережные куколки, Илидор, это вроде-бы-защита от всякой недоброй шпынявости, от болячек, от голода, сглаза, ну ты понимаешь…

      Второй путник вынырнул наконец полностью из зарослей и оказался эльфом. Какую только погань не встретишь на дорогах по осени! Держась за спиной своего приятеля, он подошёл к берегу и заглянул в качающийся на воде гроб.

      – Ага. Мава-водява зовёт дождь. А мава-водява с завязанными глазами – забирает дождь? Это дело хорошее, у нас тоже башмаки по колено мокрые, а в дороге соломы особо не напасёшься.

      Кумлатий поморщился.

      – Только вся эта ёрпыль нихрена не работает, – бодро закончил эльф, вроде бы не замечая, как снова насупились мужики. Поморщился, тронул затылок. – Пойдём, Илидор.

      – Не хочу, – отмахнулся золотоглазый и указал на верёвки в руке Кумлатия. – Можно с вами поплести?

      – Ну Илидо-ор…

      Золотоглазый дёрнул плечом и уставился на Кумлатия требовательно. Тот миг помялся и протянул путнику пук верёвок – кто знает, почему. Может, просто потому, что эльф ему нравился ещё меньше, чем этот, золотоглазый, а эльфа компания Кумлатия явственно тревожила, и он хотел уйти. Так что Кумлатий протянул золотоглазому верёвки и мотнул подбородком, приглашая сесть на примятую прибрежную траву. Скудное дополуденное солнце уже успело её подсушить.

      Кумлатий назвал своё имя, Илидор – своё. Эльф сделал вид, что его тут не стояло, а остальные мужики вернулись к прерванным делам, враз и демонстративно потеряв к пришлым всякий интерес.

      Илидор перенял два самых простых плетения, которые показал Кумлатий, повертел пучок верёвок, что-то там себе придумывая, потом вдруг усмехнулся и быстро-быстро принялся сплетать верёвки, склонив голову и беззвучно шевеля губами.

      Осеннее солнце бликовало в его спутанных золотых волосах, и эти волосы Кумлатия раздражали – слишком какие-то эльфские, потому он, выплетая собственную обережь, то и дело косился на Илидора и дёргал губой, словно собака, прикидывающая: погавкать на наглого пришлого или леший бы с ним.

      – Сыночку, не купишь стричку? – продребезжало вдруг со стороны тропы.

      К Илидору, согнувшись, брела старуха, замотанная в серо-бурые лохмотья. На морщинистом, как иссохшее яблоко, лице, подрагивала просительная улыбка и лучисто