Жан Кальвин. Его жизнь и реформаторская деятельность. Берта Давыдовна Порозовская

выразил свою волю в Св. Писании, и вся жизнь человечества – не только религиозная и нравственная, но политическое и церковное устройство – должна быть строго согласована с буквой этого закона. Церковная традиция для него пустой звук. Отцы церкви имеют значение лишь в той степени, в какой их учение соответствует прямому смыслу Писания, и в полемике с ними реформатор часто позволяет себе самые пренебрежительные выражения. Не менее решительно, чем церковное предание, он отвергает и помощь человеческого разума. “Лучше невежество верующего, чем дерзость мудрствующего” – таков отныне девиз недавнего гуманиста. Христианство в его учении становится, таким образом, “религией книги”, неизменным и неподвижным, как ислам, раз навсегда заключенным в тесные рамки Св. Писания. Недоступное никаким влияниям истории и философии, сковывающее всякое развитие форм общественной и религиозной жизни, оно, как мы уже сказали, служит верным отражением жизни и характера самого реформатора, который, раз выяснив себе свою программу, ни в чем не отступал от нее до конца жизни.

      Учение об оправдании верой, об абсолютной невозможности для человека собственными усилиями добиться спасения, – этот центральный пункт Лютеровской догматики, – занимает и у Кальвина выдающееся место. Как известно, учение это возникло как протест против католического учения о добрых делах, под которыми разумели почти исключительно дела внешнего благочестия. Лютер ополчился против крайностей этой теории, поведшей к гнусной торговле индульгенциями. Он доказывал, что добрых дел недостаточно, что спасти человека может только вера, одна вера в искупительный подвиг Христа, причем, однако, полагал, что и сама вера является в человеке только вследствие Божьей благодати. Это учение, найденное им в сочинениях св. Августина и уже заключающее зачатки предопределения, германский реформатор старается все-таки примирить со свободной волей человека. Кальвин и тут идет гораздо дальше. С беспощадной логикой он доказывает, что если вера есть лишь действие благодати, если человек сам, без Божественной помощи, не может спастись, то из этого следует, что и спасение, и не спасение его зависит исключительно от Божественной воли, что свободы воли нет и не может быть, что допускать последнюю – значит ставить Бога в зависимость от человека. Человек существует лишь для прославления величия Бога, который одних, для возвеличения своего милосердия, предопределяет к спасению, других – для возвеличения своей справедливости – к проклятию. Чтобы исключить всякую мысль о свободе человеческой воли, Кальвин с особенной силой подчеркивает, что под этим предопределением не следует понимать лишь то, что Бог наперед знает все человеческие дела. Спасение не зависит также от одной только веры. Истинно верующим может быть лишь тот, кто “избран”. Подобно тому, как Бог, не обращая внимания на заслуги, руководствуясь своей вечною, неизменною, непостижимою для нас волей, одних избирает для спасения, точно так же он осуждает других – “еще