Состязательность на предварительном следствии. Андрей Макаркин

МВД и лишь 15 % работников прокуратуры.

      Причем даже те процессуалисты, кто видел глобальную тенденцию развития уголовного судопроизводства в расширении начал состязательности27, не выработали четкого ответа на вопрос о том, как определить место легислативной формы процесса в конкретный исторический момент в системе «состязательность–розыск». Представляется недостаточным ограничиться признанием каждого морфологического типа как смешанного, поскольку это не дает возможности системного определения тенденций развития конкретной формы уголовного процесса даже на ближайшую перспективу, что само по себе могло бы иметь огромное значение, прежде всего, теоретического характера. Показательным примером может стать соотношение содержания порядков российского уголовного процесса образца 1864 г. и советского 1923–1929 гг. Их отличает то, что первый стремился к нейтрализации рудиментов розыскного порядка28, а второй, напротив, к их усилению29.

      Отталкиваясь от того, что все реальные типы уголовного судопроизводства носят смешанный характер, сочетая в себе черты обоих идеальных типов, признаем, что удельный вес тех или иных начал в конкретных легислативных формах в разные периоды истории не одинаков. Их состояния динамичны. Однако описать такой процесс, вопреки устоявшемуся мнению, исходя из идеальной типологии, не только возможно, но и необходимо30. Следует заметить, что в литературе такие попытки предпринимались31. А. С. Александров, в частности, заявил о том, что в смешанном процессе одни принципы (принципы одной формы) доминируют, а иные находятся в «свернутом» состоянии32.

      Таким образом, легислативные формы можно классифицировать в зависимости от тенденций развития по отношению к розыскному или состязательному идеальному типу уголовного процесса как предсостязательные и постсостязательные, предрозыскные и построзыскные33. При этом грань между построзыскным и предсостязательным, как и между постсостязательным и предрозыскным, весьма условна, но она предполагает пропорциональное соотношение в судопроизводстве розыскных и состязательных элементов. Такая классификация учитывает не только направление, в котором движется законодательство, но и явное преобладание тех или иных элементов. Так, в приведенном выше примере российское судопроизводство образца 1864 г. можно отнести к построзыскному, а советское (1923–1929 г.) – к предрозыскному.

      Представляется неизбежным определенное смешение понятий «построзыскной» и «предсостязательный», «постсостязательный» и «предрозыскной», поскольку розыск и состязательность являются типами-антагонистами, а значит усиление начал одного из них автоматически будет означать ослабление начал другого. К тому же, действительно, умозрительное установление пропорций сочетания состязательных и розыскных начал весьма проблематично. При этом недопустимо забывать, что далеко

27

Концепция уголовно-процессуального законодательства Российской Федерации // Государство и право. 1992. № 8. С. 46–55; Лунеев В. В. Преступность XX века. М., 1997. С. 459; Петрухин И. Л. Состязательность и правосудие: К 100-летию М. С. Строговича // Государство и право. 1994. № 10. С. 128–137; Петрухин И. Л., Куцова Э. Ф. О концепции уголовно-процессуального законодательства Российской Федерации // Государство и право. 1992. № 12. С. 83–55; Савицкий В. М. Уголовный процесс России на новом витке демократизации // Государство и право. 1994. № 6. С. 101–103; Смирнов А. В.: 1) Модели уголовного процесса. С. 5, 11, 25, 48; 2) Эволюция исторической формы советского уголовного процесса и предварительное расследование // Советское государство и право. 1990. № 12. С. 57–63. – А. В. Смирнов, в частности, связывает эту тенденцию с идеями о постиндустриальном обществе и государстве, уважающем интересы личности; Тоффлер Э. Третья волна. М., 1999; Шаймухамбетова Г. Б. Гегель и Восток. Принципы подхода. М., 1995. С. 189–190; Kumar К. The Rise of Modem Society. Aspects of the Social and Political Development of the West. Oxford, 1988. P. 10.

28

Полянский Н. Н. Новая редакция Уголовно-процессуального кодекса. М., 1927. С. 18; Викторский С. И. Русский уголовный процесс. М., 1997. С. 359–360.

29

Полянский Н. Н. Указ. соч. С. 24; Смирнов А. В. Эволюция исторической формы советского уголовного процесса и предварительное расследование. С. 58–63; Стучка П. И. Тезисы о реформе УПК // Революция права. 1928. № 2. С. 68–87.

30

Смирнов А. В. Модели уголовного процесса. С. 14, 16–17.

31

Правда, зачастую они были бессистемны и напоминали навешивание ярлыков (см., напр.: Тейман С. Сделки о признании вины или сокращенные формы судопроизводства: по какому пути пойдет Россия? // Российская юстиция. 1998. № 10. С. 35–36; № 11. С. 35–36). Тейман, в частности, применительно к реальным формам употребляет такие термины, как «неоинквизиционный», «постинквизиционный» и «состязательный».

32

Александров А. С. Указ. соч. С. 7, 16.

33

В данном случае латинская приставка post употребляется в значении «после», т. е. «идущий от» состязательности (постсостязательный) или розыска (построзыскной). В этом употреблении термин «постсостязательный» (о типе процесса) приобретает иное содержание, нежели то, что вкладывает в него А. В. Смирнов, понимая постсостязательность как сверхсостязательность (см.: Смирнов А. В. Модели уголовного процесса. С. 49). В более поздней работе А. В. Смирнов заменил его другим термином «дискурсивная состязательность» в том же значении (см.: Смирнов А. В. Состязательный процесс. С. 7, 221–311).