Прерывистый шепот. Нева Алтай

стоит одна-единственная желтая роза. Обычно после выступления я передаю все полученные цветы в детскую больницу. Но это единственная, которую я оставила себе. Я протягиваю руку и провожу по ее длинному гладкому стеблю, обвитому желтой шелковой лентой с золотистыми узорами. Последние полгода после каждого выступления мне оставляли всего одну розу. Никакой записки. Ни подписи. Ничего. Что ж, эта будет последней.

      Я выхожу из комнаты и направляюсь вниз, в самую дальнюю часть дома, где находятся кабинеты моего отца и брата. Несмотря на то что тупая боль в спине почти прошла, я уже давно перестала себя обманывать, что это несерьезно. Ведь я больше никогда не смогу выдержать шестичасовые тренировки пять раз в неделю.

      Дверь кабинета моего отца открыта, поэтому я без стука вхожу внутрь, закрываю дверь и встаю напротив его стола. Он не обращает на меня никакого внимания, а просто продолжает что-то писать в своем кожаном дневнике. Такой человек, как Бруно Скардони, никогда не признает людей равными себе, во всяком случае не раньше, чем посчитает это нужным. Ему нравится наблюдать, как они нервничают, когда он демонстрирует свою власть над ними. Какая жалость, что меня никогда не волновали его властные игры, поэтому я без особого приглашения сажусь в кресло и скрещиваю руки на груди.

      – Я вижу, ты плохо себя ведешь, впрочем как и всегда, – говорит он, не поднимая головы от дневника. – Я рад, что твое непослушание скоро станет чужой проблемой.

      При этих словах мое сердцебиение учащается, но я стараюсь не выдавать своей тревоги. Отец похож на хищника, который только и ждет, когда его жертва проявит слабость, чтобы напасть, ударив в самое уязвимое место.

      – Мы подписываем перемирие с русскими, – говорит он и поднимает на меня глаза. – Ты выходишь замуж за одного из людей Петрова на следующей неделе.

      Мне требуется несколько секунд, чтобы прийти в себя, затем я смотрю отцу прямо в глаза и шевелю губами, как бы проговаривая слово «нет».

      – О, это был не вопрос, Бьянка. Все уже согласовано: дочь босса для одного из его людей. Поздравляю, любовь моя. – Ехидная ухмылка растекается по его лицу.

      Я хватаю с его стола лист бумаги и ручку, быстро записываю несколько строк и передаю ему. Он смотрит на записку, стискивая зубы.

      – Ты думаешь, я не смогу тебя заставить? – усмехается он.

      Я хотела было встать, но он, наклонившись ко мне, хватает меня за руку и бьет по лицу, да с такой силой, что моя голова откидывается в сторону. В ушах звенит, я делаю глубокий вдох и снова поворачиваюсь к отцу. Медленно беру листок бумаги с другого конца стола, куда он швырнул его, расправляю края бумаги, кладу его на стол перед ним и указываю пальцем на написанные мною слова, после чего направляюсь к двери. Никогда меня не выдадут насильно замуж, тем более за какого-то русского мерзавца.

      – Если ты не сделаешь этого, я отдам им Милену.

      От его слов я застываю на месте. Он не посмеет. Моей младшей сестре всего восемнадцать. Она же еще совсем ребенок. Я поворачиваюсь,