Мемуары стриптизерши. Американская тюрьма как путь к внутренней свободе. Надира Низами

она могла меня променять на этого чмошника! Как?! – орал он, придираясь к каждому моему слову или действию. – Это невозможно, я всемирно известный ученый, никто не может сравниться со мной… Это ты ее выжила из нашего дома! Что ты ей наговорила?

      Эльнар вставал ночью и стоял надо мной, пока я в ужасе не просыпалась от его тяжелого дыхания.

      – Объясни мне, что ты ей наговорила?

      – Эльнар, давай спать. Она просто влюбилась и ушла.

      – Что-о? Как ты можешь спать, когда твоего мужа так жестоко унизили? Встань и объясни мне! Как ты можешь спать?

      Разъяренный, он схватил меня за горло и выволок из постели; он требовал быть с ним в постели, как Ирина, и делать все, чем ублажала его она. Я была уверена, что схожу с ума. Ни водка, ни кокаин не помогали отключиться от постоянных истерик, нравоучений и сексуальных домогательств этого тирана.

      – Я сделаю так, что ты кровью будешь захлебываться от того, что ты со мной сотворила. Там, в Узбекистане, твоего братишку случайно столкнут под машину. Хочешь этого? Хочешь?

      – Пожалуйста, пожалуйста, Эльнарик! Не пугай меня так!

      – Тогда делай так, чтобы я был доволен. Давай! Старайся!

      Вся эта история не прекращалась почти месяц. Я уже ползала по дому, пытаясь предугадать, на чем сорвется мой «господин». Но… всему приходит предел. Пришел день, когда я ясно поняла: чем жить в таком аду, мне лучше уйти из этой жизни.

      Однажды Эльнар, как обычно, уехал в университет, но в этот раз забыл запереть дверь в комнате, где он держал меня уже почти месяц. В голове взорвался вулкан разных мыслей, но четкого плана, как покончить с собой, не было. Я хватала то одежду, то документы, то нож, который притащила из кухни…

      Идея сбежать пронзила меня молниеносно. Дрожащими руками кривым почерком я написала: «Я больше так жить не могу и не буду! Не ищи меня, живую уже не найдешь».

      Бежала я долго. Так долго… Палящее солнце Техаса и горячий ветер совершенно не помогали сообразить, что делать дальше, как закончить этот ад, называемый жизнью. В голове пролетали образы Зарьки, моего братишки, сестренки, папы и мамы. Мамочка моя! Как же так случилось, что ты не понимаешь меня? Как же так… Почему все время отсылала меня назад к этому зверю!

      Я стояла на краю обрыва недалеко от нашего клуба, отчаянно пытаясь перерезать себе вены ножом, который прихватила, выбегая из дома. Но нож был стейковый и не прорезал кожу. Наверное, я была такая толстокожая! Когда наконец хлынула кровь, кто-то схватил меня сзади… Это был полицейский.

      Глаза Эльнара были красные, пот струился по лицу, от него пахло плесенью. Сжав мои запястья, пересохшим ртом он шептал мне инструкции в машине по дороге домой, куда нас любезно везли полицейские.

      – Так что тебе нужно сказать этим людям? Отвечай, не бойся.

      – Сказать полиции, что я алкоголичка и наркоманка и не знаю, что делаю.

      Переход от ярости к «нежности» был молниеносным:

      – Хорошая моя девочка! Умница!

      После