Четверть века. Вячеслав Да

Я – поэт, а мог бы просто жить.

      Я мог бы быть отличным семьянином.

      И до сих пор ту девочку любить

      и каждый вечер видеть дома сына.

      Ходить до магазина за мукой,

      а в выходные ездить к её бабкам,

      не говорить почти. Я там всегда такой:

      приехал, посидел, потом обратно.

      Она бы всё твердила мне про зал

      в похмельное больное воскресенье,

      но я бы уловил в её глазах

      другое к нашей жизни отношенье.

      Другое и ко мне, и сколько лет

      уж пройдено. Мы вместе поменялись.

      Теперь есть сын. И то, чего в нас нет.

      И нет того, что было. Есть – осталось.

      А впрочем, не беда, живут же так.

      И мы бы жили. Как-нибудь да жили.

      Копили бы совместные года

      в той старой двухкомнатной квартире.

      Казались бы другим, но спали врозь,

      копя в сердцах привычные сомненья.

      Я был бы семьянин. Она – женой.

      И я бы не писал стихотворенья.

      «Верил в то, что случайностей мало…»

      Верил в то, что случайностей мало,

      до последнего в прошлом апреле.

      В полдень, в бешеной гонке вокзала

      ты о важном сказала – я верил.

      Верил в то, что весна – есть начало

      для всего и для счастья тем более.

      Песней лета как будто бы мне прозвучало

      это утро весеннее, что ли.

      Там за шторами что-то другое,

      превратившись в другой переулок,

      по-другому меня наполняет спросонья

      подростковою жаждой прогулок

      средь людей и опять не таких же,

      с не такою сокрытою плотью…

      Задышалось вокруг – это вижу,

      улыбаешься ты – я не против.

      «Не пробил час, но миг прошёл…»

      Не пробил час, но миг прошёл.

      Я понял то, что непонятно.

      Мне показалось, что нашёл,

      но всё потеряно обратно.

      В невозмутимой тишине

      лишь звук бутылки да бокала.

      И мира мало на земле.

      И неба голубого мало.

      «Без ада рай, любовь без гнева…»

      Без ада рай, любовь без гнева.

      Мне больше нечего сказать.

      Ты села справа, я сел слева,

      а сверху были небеса.

      Напротив – озеро в покое.

      И, боже правый, сколько лет

      мы потеряли с тобой, Оля,

      но ни к чему возврата нет.

      «Пройдёт и это, будет всё…»

      Пройдёт и это, будет всё,

      чего ты хочешь, дорогая.

      И жизнь, ни капли не святая,

      продлится чуточку ещё,

      как мигом до. Теперь, отныне,

      когда не хочется назад,

      мне губы требуют сказать

      о том, как жутко в этом мире.

      Где мы с тобою лишь момент,

      и ничего нам не поможет.

      Возьмем вина и выпьем может

      за то, что лучших шансов нет.

      «Звезда погасла, свет исчез…»

      Звезда погасла, свет исчез.

      Закончен день, не начат новый,

      и с символических небес

      на губы мне упало слово.

      Спустился ангел неживой,

      незримой тайною объятый,

      а я, небритый и помятый,

      стою, кивая головой.

      «Я взял на грудь чуть больше, чем хотел…»

      Я взял на грудь чуть больше, чем хотел.

      Оставил в сердце больше, чем возможно.

      Признаться сложно, что переболел.

      Что не болел отнюдь – не скажешь тоже.

      Быть может, всё – кармический урок,

      и этих строк ты вовсе не коснешься.

      Мне снится сон, где ты смеешься,

      а я рукой касаюсь твоих ног.

      «У нас был план, в котором плана нет…»

      У нас был план, в котором плана нет,

      и в пачке восемнадцать сигарет,

      поскольку две мы выкурили до

      у входа перед станцией метро,

      и в подземелье двинулись на свет,

      Где