Ловушка для стервятника. Евгений Сухов

с тобой, Большак!

      – Ну смотри…

      Ждать пришлось недолго. Скоро свет в окне погас, утопив в темноте фасад дома с насаждениями перед ним и невысокий плетень, ровной линией тянувшийся до середины здания.

      – Подождем еще с полчаса для верности, а потом приступим.

      Курили, перебрасываясь лишь редкими фразами. Уже обо всем переговорили, и добавить к сказанному было нечего. Тишина вокруг представлялась настолько глубокой, что казалось, будто бы и за сотню верст вокруг они пребывали в одиночестве. Наконец Большак посмотрел на часы, осветив циферблат вспыхнувшей спичкой, и произнес:

      – Все, пора! Погнали!

      Подступили к дому, подле которого росла вишня. Перешагнули низкий палисадник, осмотрелись. Хрипунов подошел к террасе и, стараясь не шуметь, надавил на раму обеими руками. Скрипнув, она поддалась.

      – Чуть не сорвалась, зараза, – прошептал он в самое ухо Петешеву. – На, держи, – протянул он выдавленную раму. – Поставь у стены так, чтобы она не грохнулась.

      Петр взял оконную раму и бережно поставил ее поодаль.

      – А теперь давай за мной.

      Хрипунов нырнул в оконный проем и сполз на пол. Петешев полез следом. Большак пересек широкую террасу, обходя расставленные стулья и табуреты. Вел он себя уверенно и спокойно, как если бы ему приходилось бывать здесь не однажды. Вот и дверь в комнаты. Василий взялся за ручку двери и повернулся к Петешеву. Петр увидел его лицо – прямой тонкий нос, спокойные глаза, губы растянуты в легкой добродушной улыбке, и невольно подивился: «Вот это нервы! Неужели Большак ничего не боится?»

      – Петух, все помнишь?.. Я иду потрошить шифоньер, а ты топаешь сразу к комоду, он слева стоит. Деньги и золотишко, мне думается, там и должны лежать.

      – Большак, а если они в зале все-таки спят? – усомнился Петр Петешев.

      – Не должны! – убежденно сказал Василий. – Старуха спит в своей комнате, а квартирант за ширмой. Я уже неделю наблюдаю за этим домом, если не нашумим, то так же тихо и смоемся с хорошей добычей.

      Хрипунов несильно потянул на себя тонкую дощатую дверь, и она бесшумно отворилась. Желтый рассеивающийся луч фонаря осветил обшарпанный пол, быстро перебрался на противоположную сторону, оклеенную старыми обоями; выхватил из темноты семейные фотографии, после чего зацепил угол какой-то пестрой картины и перескочил на громоздкий комод, расплывшийся огромным темным пятном рядом с окном.

      – Ищи здесь!

      Петр прошел вперед на несколько шагов и, не заметив стоявшего в темноте стула, зацепил его ногой. Стул громко и злобно прошаркал по полу, качнулся на задних ножках, словно раздумывая: «А следует ли падать?», а потом с грохотом шарахнулся об пол.

      В следующую секунду из соседней комнаты прозвучал встревоженный старушечий голос:

      – Кто здесь?!

      Хрипунов перехватил растерянный взгляд Петешева – тот ждал разрешения, чтобы броситься к выдавленному окну. «Дрейфишь, Петро, а все героя из себя строил!» Но вместо отхода Василий, уже не соблюдая осторожность,