Принцесса Марса. Боги Марса. Владыка Марса (сборник). Эдгар Берроуз

проникла в мою грудь, в глазах потемнело, голова закружилась, и я ощутил, как подгибаются колени.

      XV

      Сола рассказывает свою историю

      Когда ко мне вернулось сознание – это, как выяснилось, случилось через мгновение, – я быстро вскочил на ноги в поисках своего меча и тут же нашел его. Он по самую рукоять был погружен в зеленую грудь Сэда, который лежал на коричневом мху, растущем на дне древнего моря. Я окончательно пришел в себя и ощупал вражеское оружие, пронзившее мою грудь слева, – оказалось, что лезвие лишь задело кожу и мышцы над ребрами, а потом скользнуло вверх и проткнуло насквозь мое плечо. Это произошло потому, что я все-таки вовремя уклонился в сторону и немного вниз. Моя рана оказалась болезненной, но не опасной.

      Выдернув лезвие из своего тела, я вытащил и свой меч и, повернувшись спиной к уродливому трупу, пошел, чувствуя тошноту, боль и отвращение, к повозке, в которой ехала моя свита с поклажей. Марсиане гулом и аплодисментами приветствовали меня, но мне не было до них дела.

      Истекая кровью, слабея с каждым шагом, я добрался до своих женщин, и те, привыкшие к подобным происшествиям, сразу перевязали мои раны, наложив на них замечательные целебные мази, – они не помогли бы разве что при смертельных ударах. Дайте марсианской женщине шанс, и смерть стушуется перед ней. В результате очень скоро я почувствовал себя сносно, разве что ощущал слабость от потери крови и легкую боль, и более не испытывал мучений от ранения, которое, без сомнения, при земных методах лечения уложило бы меня в постель на много дней.

      Как только марсианки закончили свою работу, я поспешил к повозке Деи Торис, где и нашел бедняжку Солу с обмотанной бинтами грудью, но явно не слишком пострадавшую от столкновения с Саркойей; кинжал этой гарпии, судя по всему, налетел на одно из металлических нагрудных украшений Солы и, скользнув, лишь слегка порезал ее.

      Подойдя ближе, я увидел, что Дея Торис лежит ничком на своих шелках и шкурах и все ее маленькое тело содрогается от рыданий. Она не заметила моего присутствия и не слышала, как я разговариваю с Солой, которая стояла поодаль.

      – Ее ранили? – спросил я Солу, кивком указывая на Дею Торис.

      – Нет, – ответила Сола, – она думает, что ты погиб.

      – И теперь некому будет чистить зубы кошке ее бабушки? – весело спросил я.

      – Думаю, ты ошибаешься на ее счет, Джон Картер, – сказала Сола. – Я не понимаю ни ее, ни тебя, но уверена, что внучка десяти тысяч джеддаков никогда не стала бы вот так рыдать по тому, кто не завоевал ее высшей привязанности. Это гордый народ, но правдивый, как и все эти барсумиане, и ты должен был очень серьезно ее задеть, чтобы она перестала замечать тебя, хотя сейчас и оплакивает твою смерть. Слезы – редкое зрелище на Барсуме, – продолжила Сола, – и потому мне так трудно их объяснить. Я за всю свою жизнь только и видела двоих плачущих, кроме Деи Торис; одна из них рыдала от горя, другая – от ярости. Первой была моя мать, за много лет до того, как ее убили,