Дневник Аделины Блейз. Антон Медведев

рная «Эмка». Или «воронок», как привыкли называть такие машины жители города. Проехав под аркой во двор, машина остановилась. При виде «воронка» человек на втором этаже дома торопливо закрыл окно и задернул шторы.

      Из машины вышли трое. Первым выбрался высокий сутулый человек в черном плаще: закрыв дверцу машины, он устало вздохнул, огляделся. Потом посмотрел на сослуживцев: оба в черных кожанках, при оружии. Выглядели его коллеги очень внушительно. Тем не менее, в сравнении с ним они явно проигрывали – было в облике человека в плаще что-то неуловимо грозное.

      – Куда? – спокойно спросил он.

      – Второй подъезд, Илья Георгиевич, – торопливо отозвался один из его коллег и первым направился к подъезду.

      Следом за ним спокойным размеренным шагом двинулся и начальник. Третий приехавший шел позади всех: остановившись на крыльце, он обернулся, внимательно огляделся. И лишь после этого вошел в подъезд. Шофер остался в машине, но и он не сидел без дела – его внимательный взгляд замечал все вокруг.

      На четвертом этаже дома, в маленькой квартире, обилием книг напоминавшей библиотеку, за секретером сидел человек. Ему уже явно перевалило за шестьдесят, но выглядел он еще довольно крепким. Сухощавый, с резкими чертами лица и аккуратно подстриженными седыми волосами, в серой теплой безрукавке и с пенсне на тонком носу с горбинкой, он больше всего походил на профессора университета.

      В данный момент профессор явно находился не в духе. Он только что закончил писать письмо: отложив перо и закрыв чернильницу, взял лист и начал читать, вполголоса проговаривая текст:

      – Mein lieber Karl! Ich schreibe diese Brief…

      Слова слились в невнятное бормотание, затем человек и вовсе замолчал, лишь взгляд его быстро скользил по строчкам. За чтением письма его и застал громкий стук в дверь.

      Профессор вздрогнул. Слегка повернув голову, прислушался к доносившимся из прихожей звукам. Может, ошиблись дверью?

      Не ошиблись. Из прихожей вновь послышались стуки в дверь, затем раздался приглушенный голос:

      – Господин Розенберг, немедленно откройте!

      По лицу профессора разлилась мертвенная бледность: вскочив, он начал быстро складывать в шкатулку какие-то бумаги.

      – Откройте, Розенберг! – снова донеслось из прихожей. – Не ухудшайте свое положение! Нам надо с вами поговорить!

      – Was ist los?! – громко спросил профессор, продолжая торопливо складывать бумаги. – Что случилось? Я только что купаться. Подождите одна минута, мне надо одеваться!

      Последним в шкатулке оказалось только что написанное письмо. Закрыв шкатулку, профессор быстро прошел к красивому, украшенному изразцами, камину. Нагнувшись, сунул шкатулку в камин, несколько секунд болезненно морщился – очевидно, никак не мог спрятать шкатулку в тайник. Наконец ему это удалось: в камине что-то щелкнуло, профессор быстро приподнялся.

      Из прихожей послышался треск – пришедшие за профессором люди ломали дверь.

      – Ich dummkopf! – в голосе профессора чувствовалось отчаяние. – Я болван!

      Бежать было некуда, и профессор это хорошо понимал. Но и попадать в руки к этим людям он не хотел. Смахнув со лба выступившие капли пота, он подошел к столу, открыл ящичек и вынул из него маленький «браунинг». Дрожащей рукой взвел курок, оглянулся – было слышно, как в прихожей рухнула выбитая дверь.

      Вбежавших людей профессор уже не увидел: за мгновение до того, как сотрудники НКВД ворвались в комнату, он прижал ствол пистолета к виску и спустил курок.

      Все было кончено: профессор лежал на полу, под его головой быстро расползалась алая лужица. Рядом лежал пистолет.

      Стало очень тихо. Два человека в кожаных куртках молча смотрели на погибшего, в этой тишине отчетливо прозвучали размеренные шаги вошедшего в комнату начальника.

      – Как глупо… – пробормотал человек в плаще и тихо вздохнул. – Мы опоздали…

      – Кто ж знал, что у него оружие, Илья Георгиевич? – попытался оправдаться один из подчиненных. – Хорошо еще, нас не пострелял. А еще профессор…

      Начальник не ответил. Несколько секунд он хмуро смотрел на погибшего, затем нехотя разжал губы:

      – Вот что, Валера: обыщите здесь все. Возьмите еще людей, если нужно. Вскрывайте полы, проверьте стены. Ищите письма, рукописи, документы. Все, что найдете, привезете ко мне в кабинет. И не дай бог, если пропустите хоть одну бумажку. Выполняйте… – повернувшись, начальник сунул руки в карманы плаща и вышел из комнаты.

      Солнце уже давно село. Илья Георгиевич Остроумов, начальник специального следственного отдела НКВД, сидел за столом в своем кабинете, положив руки под голову, и дремал. Но когда в дверь осторожно постучали, тут же вскинул голову.

      – Войдите… – устало произнес он и включил настольную лампу.

      Дверь открылась. В комнату, с коробкой в руках, вошел оперативник.

      – Нашел что-нибудь? – сонно спросил Остроумов.

      – Нашли, Илья Георгиевич! – радостно отозвался сотрудник. – Бумаг много всяких, но главное,