Рабин, он и в Африке Гут. Алексей Лютый

это масса белковая. Глядишь, и на голове растительности добавится. В виде скорпионьих клешней.

      – Ты кто? – наконец Попов остановился, а Сеня от этого вопроса едва на задницу не упал.

      – Я кто? – удивленно переспросил он криминалиста.

      – А ты где? – не успокаивался толстяк.

      – Я где? – Рабинович понял, что через пару секунд или сойдет с ума сам, что, судя по всему, случилось с Поповым, или удушит того своими руками.

      Но Андрюша вовремя успел активизировать ресурсы организма и, часто заморгав, потер глаза руками. Сеня терпеливо ждал, великодушно давая другу возможность осмотреться и повеситься самостоятельно на ближайшем саксауле, но Попов такой щедрости не оценил.

      – Мы где? – хлопая длинными девичьими ресницами, задал он новый вопрос.

      – В Караганде, – обреченно буркнул Рабинович и все-таки опустился в песок на пятую точку. – Здравствуй, мир моей мечты! Я не знал, что это ты.

      Андрюша растерянно посмотрел на кинолога, совершенно не понимая, о чем тот говорит, а потом, ежесекундно вертясь, словно грешник на сковородке, принялся любоваться окрестностями. Посмотреть действительно было на что! Вокруг на многие километры простиралась безжизненная пустыня. На горизонте, далеко на западе, вовсю кочегарили горные пики, создавая призрачную иллюзию родного урбанистического пейзажа, а растительности было столько, что Мурзик непременно бы оконфузился, прежде чем нашел хоть какой-нибудь куст, на который нужду можно справить. Ну где в средней полосе России такую красоту увидишь? Кстати, на пейзажи древней Англии это тоже совершенно не было похоже.

      – Блин, похоже, я чуть-чуть ошибся, – пересохшими губами прошамкал Попов.

      – Да, Андрюша, самую малость, – согласился с ним Рабинович. – Но это ты Жомову скажешь, когда он очнется. Кстати, право сдать его в эксплуатацию я торжественно тебе предоставляю. Посмотрим, как ты красную ленточку перережешь.

      Попов испуганно оглянулся по сторонам, выискивая глазами грозного омоновца, а найдя, горестно вздохнул. Жомов лежал между двумя барханами, у восточного конца ложбины, закрывая ее от ветра, словно Матросов амбразуру. Ванечка мирно храпел, причмокивая губами, и не замечал того, что уже почти наполовину был занесен песком. Мурзик покоился у него на груди, также ничем не выказывая того, что хочет приходить в себя. Сеня грустно вздохнул.

      – Вот ведь отлично помню, что держал кобеля за ошейник, – обиженно проговорил он. – Но никак не пойму, отчего этот собачий сын, предатель проклятый, все время у Жомова на животе потом оказывается. Что ему там, ливерной колбасой, что ли, намазано?

      При упоминании о еде Попов судорожно сглотнул и нервно облизнулся. Стоило Андрюше только вспомнить, что с обеда у него и тарелки щей во рту не было, как желудок протестующе завыл, требуя немедленных пищевых вливаний. Или всыпаний, если кому-нибудь нравится есть песок! Желудок Попова кремнесодержащие культуры не считал удобоваримыми, поэтому принимать