Магический мир. Введение в историю магического мышления. Эрнесто де Мартино

отрывок дает представление о сложности проблем, с которыми имеет дело автор, а также о высоте его слога, которая делает рассматриваемое произведение уникальным образцом научной литературы, не только итальянской. В магическом универсуме границы между человеческим присутствием и внешним миром неопределенны и подвижны; присутствие еще не стало полностью автономным от мира, а мир, в свою очередь, еще не дистанцировался от присутствия, не «заключен» в прочные границы. В этом текучем состоянии возникает опасность того, что присутствие может просочиться в мир, слиться с ним, расточиться в нем. Но столь же велик риск того, что мир может поглотить присутствие и низвергнуться в хаос, несовместимый с элементарным представлением о культуре, которое основано на различении этих двух категорий, необходимом для их взаимодействия. Вероятность того, что магическое присутствие может исчезнуть, указывает на неустойчивое состояние, в котором оно пребывает, а текучесть, таким образом, становится принципом его существования. Это становится очевидным из сравнения с нашим присутствием, которое предстает как уже «определенное и гарантированное», как четко оформленный культурный продукт, способный упорядочивать реальность, также выступающую в облике наличной данности. В горизонте магического сознания, напротив, утверждение автономии присутствия образует финальный пункт, исход процесса in fieri; те же соображения имеют силу и для магической реальности, не имеющей готового основания, но долженствующей быть учрежденной.

      Исследование магизма начинается с анализа особых психических состояний, встречающихся в самых разных культурных контекстах. Состояния эти в разных обществах именовались по-разному: olon, latah, амок. В них присутствие лишалось своей целостности и контроля над собственными действиями под влиянием непривычных и/или пугающих явлений, которые в конце концов завладевали им и подчиняли его себе. Так, человек в состоянии латах, внимание которого захватывало колыхание ветвей под действием ветра, начинал пассивно подражать этим движениям, сам превращаясь в качающееся дерево. Распад присутствия порождает слитность, общность (coinonia) с внешним миром, иначе говоря, подвластность неконтролируемым импульсам.

      Магия появляется, чтобы подчинить кризис присутствия культурной дисциплине, облечь его в определенные формы ритуализованного поведения, придать ему социально одобряемый облик, который позволил бы предотвратить дальнейшее его распространение: ее появление полагает начало магической эпохе в истории цивилизации. Магические институты могут способствовать избавлению, если бытийный кризис осознается как проблема, нуждающаяся в решении; напротив, обострение экзистенциальной угрозы априори исключает возможность культурного контроля и, вследствие этого, «ничто наступает».

      В мире магии динамика истории определяется переходом от одного полюса – кризиса «вот-бытия» – к другому, реинтеграции его в культуру. Установление отношения между «присутствием в мире» и «миром, который