Апрельские праздники. Сергей Вихорев

>Теперь предстояло снова из недели в неделю просиживать над унылыми книжками и тетрадями. Еще постоянно выслушивать за то, что в тетрадях грязно.

      Автобус, привычно звеневший своими внутренностями, то и дело подпрыгивал. Толик, как это часто и бывало, встал в огороженный трубами-поручнями закуток, располагавшийся сразу за задней дверью. Когда автобус был набит битком, то поручни надежно защищали от давившей людской массы.

      Еще у этих автобусов было такое свойство, что все подпрыгивания особо ощущались именно сзади, но это было хорошо, когда народу было мало. Тогда можно было здорово попрыгать, особенно если ехать с кем-то. В закутке, напротив стоило держаться покрепче чтобы не удариться. Тем не менее, это было очень хорошее место.

      Вторым любимым местом было сидение, похожее на диван и развернутое вдоль салона – оно было спереди. Оттуда всегда было легче выходить, даже если автобус был переполнен. В этот раз там сидел жутковатый мужик, судя по всему наркоман. Ну по крайней мере, он был похож на наркомана – черная меховая шапка, выпученные глаза, здоровенный нос и небритая рожа. Бабушка, правда, скорее всего, сказала бы что это «чучмек», но что точно – она бы сказала, что держаться от таких надо подальше. А может это вообще был рэкетир, криминальный преступник. В общем, было очевидно, что такие любят все плохое, а на все хорошее смотрят как на… как на сюси-пуси, вот как смотрят.

      За окном пронеслась небольшая площадка с рядом ларьков поодаль. Над одним из них высилась реклама – укрепленная на шесте здоровенная пластмассовая бутылка спирта «Ройал».

      – Интересно, а может ли наркоман быть и алкашом одновременно? Или одно мешает другому?

      От нечего делать он вдруг представил, как ученые проводят эксперимент – заставляют подопытного наркомана выпить стаканом, «как дядя Сережа». Что бы стало с наркоманом?

      Толик любил науку. Любил по-настоящему, не как какой-нибудь толстый пионер-очкарик-отличник из прежних советских журналов и мультиков. Все началось с того, что пару лет назад он прибрал к рукам валявшиеся в кладовке книги по физике, химии и остальному. Они остались с тех времен, когда не то папа, не то дядя Сережа сами учились, кто в техникуме, кто в институте. Книжки хотели пустить на хозяйственные нужды – сковородки ставить или на растопку, а Толик их спас. Картинки изображали что-то умное и нередко понятное сразу – например нешуточные весы, которыми можно было взвесить вязанку бревен. Там же были и внутренности весов с шестернями – это понравилось сразу. Химия по большей части была непонятна и сейчас, но там были все эти обозначения, похожие на что-то магическое и это было просто красиво. Еще некоторые строки писанины все же были понятны, так что и с химией все было в порядке.

      И при всем при этом была эта школа. Конечно, она научила читать и писать – с этим было не поспорить. Без этого книжки так бы и были подставками для сковородок, но потом школа пошла куда-то не туда…

      На четвертый год они мало того что поменяли все порядки, заставив ходить из класса в класс к разным, нередко придурковатым учителям, так еще и добавили древнюю историю, про которую вполне можно было послушать по радио. Заставили умножать в столбик, хотя это уже было и самое главное – появился этот чертов английский. Раньше он был с какого-то там старшего класса, а тут решили это изменить.

      Скатившаяся на четвертый год в беспросветную тупость некогда хорошо начавшая школа – это с одной стороны, жуткие рожи на улицах с другой. Как бы сказали взрослые – страна определенно идет куда-то не туда. Может и не идет, а катится. Хоть кричи, как в песне – Эй, начальник!

      За окном тем временем пошли длиннющие одноэтажные дома-колбасы, там было по пять квартир и по пять дворов в каждом. Пора было выходить.

      Оказавшись на улице, Толик глянул в сторону весело светившего солнышка, после чего развернулся и понурившись побрел в сторону высившегося среди голых тополей зданию школы. Вернее было сказать не совсем к нему – сейчас он просто брел по обочине, дожидаясь, когда уходящий автобус разгонится, а вместе с ним протянется вереница из машин. Вначала проехала характерно пахнувшая своим выхлопом «волга», потом пара «жигулей» и ЗиЛ, по обыкновению то и дело извергавший какой-то жужжащий пердеж.

      – У тебя лицо в пасте от ручки испачкано, – поприветствовал Толик Андрюху, первого из одноклассников, которого встретил после каникул. Дело происходило еще в самом низу, вестибюле. Большая же часть класса, надо думать уже была там, на втором этаже.

      Расстегнув до конца свое пальто, Андрюха принялся тереть ладонью и уже развернулся, чтобы направиться к висевшему поодаль зеркалу.

      – С первым апреля! – довольным голосом объявил Толик.

      – Очень смешно! – со взрослым пренебрежением ответил Андрюха, – Нашел время, – продолжил он, стряхивая пальто, – Ну правильно, день дурака. Поздравляю тебя!

      – Тебе в глаз дать? – Беззлобно ответил Толик.

      – Что у тебя думают-то? По поводу Америки? – с каким-то деловитым нетерпением, словно он с самого начала хотел это спросить, поинтересовался Андрюха.

      – А что они должны про нее думать? И с чего ты сейчас