Страна снов. Роберт Л. Андерсон

стола и достают из коробок вещи, а иногда останавливаются и целуются. Ярость стеснила грудь, опоясав Деа тугим невидимым ремнем.

      – Слушай, – начал Коннор впервые после того, как они уехали с дворовой распродажи. – Если я чем-то тебя, ну, не знаю, разозлил…

      – Нет. – Она хотела, чтобы Коннор вышел из машины. На душе было скверно от зависти – и от чувства вины: Коннор же совершенно ни при чем.

      – Ну хорошо. – В его голосе прозвучала усталость – или отвращение. Он выбрался из машины, не сказав «до скорого», или «хорошо погуляли», или «спасибо за экскурсию». Деа едва удержалась, чтобы его не окликнуть.

      Она резко свернула к своему дому, выбралась на дорожку и так хлопнула дверью, что машина задребезжала. Хоть бы это ведро с гайками совсем рассыпалось, а то симулякр на симулякре!

      Она не сразу попала ключом в первый замок – пальцы дрожали, сердце по-прежнему исполняло в груди какой-то дерганый танец: Деа представила, как сердечные клапаны судорожно открываются и закрываются, как рты умирающих рыб. Она грохнула и входной дверью.

      – Деа, это ты? – раздался голос матери. Будто к ним ходит кто-то еще!

      Водой не разольешь, всегда говорила Мириам, приблизив лицо к лицу дочери вплотную, нос к носу, как отражение в зеркале…

      Она лгала всю жизнь.

      – Я не ожидала, что ты так задержишься. Дверь хорошо заперла? – Мириам сидела в гостиной съемного дома, на чужом кожаном диване, слушая музыку по дерьмовому хозяйскому стерео. При виде лица Деа она выпрямилась. На арендуемом кофейном столике остались круги от чашки с чаем. Похоже, они с матерью вообще арендуют место на этой планете! – Что случилось?

      Фотография человека, раз и навсегда объявленного отцом Деа, стояла на полке над неработающим камином. Всякий раз при переезде Мириам устраивала настоящий спектакль, пеленая фотографию и бережно укладывая на дно своего чемодана. «Чтобы не разбилась», – всегда приговаривала она. А приехав на новую квартиру, откуда еще не выветрился запах краски, штукатурки или прежних жильцов вроде кошачьей мочи или сбежавшего кофе, она доставала и трепетно распаковывала фотографию, как расстегивают памперс на младенце. «Ну что, Деа, куда мы поставим папу?»

      Деа двинулась к камину, не осознавая, что делает, и схватила фотографию с полки.

      – Деа? – позвала мать и повторила резче, увидев, что у дочери в руках: – Деа!

      – Мам, расскажи об этой фотографии, – Деа старалась, чтобы голос звучал ровно.

      Глаза Мириам сразу стали настороженными, зоркими, как у дикого зверя, к которому подошли слишком близко.

      – В смысле?

      – В смысле, от и до. Где вы тогда были?

      – Оу, – будь Мириам курильщицей, идеальное колечко дыма поднялось бы сейчас к потолку. – Это было очень давно.

      – Какое на тебе было платье? – настаивала Деа. – Кто предложил сняться с собакой?

      Рука Мириам машинально взлетела к волосам, но тут же вернулась на колено.

      – Вроде твой отец и предложил, я не помню.

      – А почему нет других фотографий? – Перед глазами Деа залетали белые пятнышки