Геммы. Орден Сияющих. Анна Коэн

оказал всю возможную помощь с этим предприятием. Однако даже там, где мы нашли временный приют, Оле не делалось лучше. Беременность протекала тяжело. Временами она впадала в забытье, а потом вновь принималась вещать. Я был на грани отчаяния. Она ведь никогда и ничем не выказывала странностей, не было и намека… Впрочем, дело ведь совершенно не в этом. Я бы любил ее, даже будь она мистерикой, да даже еретичкой. Я бы все равно…

      Илай молча кивнул. Он никогда не сталкивался с проявлениями подобных чувств и тем более не догадывался, что они могут быть столь отчаянными даже спустя годы. Но в то же время Советник даже на пике откровенности не выглядел слабым и смешным, напротив – каждое слово говорило о внутренней силе и приводило Илая в неясный душевный трепет. Вот, значит, каким может быть мужчина, зрелый человек.

      Граф Дубравин продолжил:

      – Я еще малодушно надеялся на лучшее, а потому мы осели неподалеку, в Греневе. Иронично, что близ этого городка вы и отыскали Катерину, – невесело улыбнулся он. – Все это время она была так близко. Но сейчас не об этом. Когда подошел срок, я был совершенно растерян, не понимал, что делать. Даже не знал, где найти достойного целителя. Тогда, в попытке успокоить жену, я прикоснулся к ее животу и… Думаю, тебе довелось испытать нечто подобное. Я провалился в видение, и передо мной предстала Катерина, на вид ей было около семи. Казалось, я брежу – и в какой-то степени так оно и было, – но переживал все как наяву и сразу признал в ней свою дочь. К тому же у нее уже были глаза гемма, что поразило меня. Она не могла говорить, только показывала. Я увидел, что станет, если мы останемся в Греневе. Ольга умерла бы в муках, а я, с младенцем на руках, угодил в руки к инквизиторам, которые подоспели бы к моменту его появления на свет. В том видении я оказывал сопротивление, и, клянусь, так бы оно и было, но в итоге они одолели меня, отобрали дочь… А мне отрезали язык, заклеймили как еретика и отправили на каменоломни Оплота Милосердия. Я… почти чувствовал тот ужас, мучения, безнадежность.

      Советник побледнел и умолк. Илай не решался просить его продолжать. Он понимал, насколько реальными могут быть чувства в видениях, что вызывала Катерина. И вряд ли когда-то сможет забыть свою боль от потери отца и чудовищную встречу с серафимом.

      Андрей Дубравин нервным жестом размял пальцы и вновь устремился вперед по тропинке, явно ожидая, что Янтарь последует за ним.

      – Затем, не успел я отойти от этого страшного откровения, дитя показало мне иной путь и его последствия. Мне следовало отвезти жену в монастырь Крылатого Благословения. Ольга… Увы, ее было не спасти, даже силами целителей. Я никогда не винил в этом Катю, но то, какой сильной она оказалась еще до рождения, истощило здоровье матери, источило ее изнутри. Я не… – Он закрыл глаза и шумно выдохнул, откровенность явно давалась ему с трудом. – Я люблю дочь, она мне дороже всего на свете. Именно поэтому я делал и делаю все для ее защиты. И я знал благодаря видению, что, даже потеряв