Мы разобьёмся как лёд. Айла Даде

сюда и видит, что я добровольно сплю на полу, думает: «Ну это же Гвен, она странная, она вон что делает». Впрочем, мне это нравится. Я же не просто так лежу на деревянном полу без одеяла, подушки и прочего. Каждый вечер, устраиваясь в своём уютном жёстком уголке, я чувствую себя ближе к земле, жизни и даже в какой-то мере вселенной. Да, возможно, я странная, но действительно верю в существование некой связи. Что кто-то там слышит происходящее внутри меня, и мне не нужно ничего говорить вслух. Меня успокаивает эта мысль.

      Схватив печенье, я засовываю его в рот. Пусть и лежало несколько дней, жёсткое и сухое, но оно мне нравится. Прислонившись спиной к обогревателю, я подтягиваю к себе ноги и провожу пальцами по тёплым пушистым штанам. Некоторое время я сижу, уставясь на свои толстые вязаные носки и размышляя, нужно ли вообще смотреть на часы или просто подождать, пока снова не устану. Чего не произойдёт, и я ни капли в этом не сомневаюсь. Если на улице светло, значит, уже больше десяти. На самом деле, данный факт должен бы вызвать шок. Не могу вспомнить, когда в последний раз сидела в закусочной и пила кофе позже шести утра. Только вот внутри у меня ничего не шевелится. Абсолютное безмолвие. Я ударяю себя в грудь. Ответа нет. Пусто.

      Но потом ответ всё-таки звучит. Лёгкое «тук-тук» в мою дверь.

      – Нет, – говорю.

      – И всё же, – слышу в ответ.

      Дверь открывается, и в комнату входит мама. На ней фартук в цветочек, а её хвостик выглядит куда аккуратнее, чем вчера. Я отказываюсь это понимать, поскольку вчера он смотрелся не супер, но сойдёт. Однако вчера ещё теплилась надежда. Сегодня же от неё остались руины. Сегодня всё кончено, а потому на голове моей мамы должен быть кошмар. Но это не так, напротив, всё в порядке. Даже шерстяные носки, такие же, как и на мне, только розового цвета, натянуты поверх джинсов скинни.

      – Привет, – осторожно начинает она, неуверенно переминаясь с ноги на ногу. – Завтракать будешь?

      – Уже.

      – В самом деле? – хмурится мама. – Я тебя не видела внизу.

      – Рядом с корзиной для белья было ещё печенье «Орео».

      – А-а-а. – На её губах появляется слабая улыбка. – Послушай, Гвенни, по поводу вчерашнего…

      – Не желаю об этом говорить, – перебиваю я, внезапно обнаружив, что в груди всё-таки кто-то остался. Какой-то предатель, который не хотел и здороваться. Теперь этот идиот кричит мне: «Быстро меняй тему!»

      Мама вздыхает.

      – Вообще-то нам стоило бы. Ты же знаешь, как ужасно, когда что-то встаёт между нами.

      Я бросаю на неё укоризненный взгляд.

      – Тебе стоило задуматься об этом, прежде чем уничтожать мой счёт, не обсудив это со мной.

      – Ты права, – соглашается она, стараясь избежать зрительного контакта. А потом, сжав губы, наблюдает, как Бинг Кросби ритмичными движениями высовывает голову из своего домика и прячет.

      – В чём дело? Есть что-то такое, чего ты не хочешь мне говорить.

      Мама качает головой.

      – Ладно. Я сделала тебе бутерброд. Если проголодаешься, он внизу…

      – Мама,