Прямой эфир (сборник). Коллектив авторов

и она покупает мне второй стакан газировки. Уже легче.

      Мне очень хочется спросить у мамы, почему у тёток, да и у неё самой, нет писек, но я жутко стесняюсь. Ладно. Нет и нет. Буду про это думать.

      Яичницу мы быстро съели. Она была очень вкусная. И холодный катык с горячей лепёшкой – тоже хорошо!

      – Собирайтесь, – командует мать. Папа идёт в комнату переодеваться, а мама прямо тут стягивает с меня длинные чёрные домашние трусы и напяливает другие – синие. Потом рубашку с коротким рукавом и колючие штаны на лямочках.

      – Не вертись! – мама натягивает на меня белые длинные носки и закрепляет их наверху круглыми тугими резинками.

      Папа выходит, одетый в рубашку и в полосатые брюки. На голову надевает мягкую серую шляпу. Берёт со стола пачку папирос и закуривает, пару раз чиркнув спичкой.

      Я застегнул сандалии, мама вручает папе авоську. Там полотенца, мыло, мочалка…

      Мы выходим во двор. Там ещё пусто, только на скамейке с газетой сидит дядя Толик, Вовкин папа.

      – Доброе утро, Асанощ! – приветливо говорит он. – Жека!.. – это мне.

      – Здравствуйте!.. – отвечает папа и вежливо приподнимает шляпу.

      Асанощ – так зовут папу. Почему-то… Хотя на самом деле он – Александр, а дедушку, который давно умер, звали Иосиф. Или Осип. Почему-то… Значит, папу зовут Александр Осипович, а не Асанощ. Я зову его просто Сёпа. Мне так удобнее. Или Сёпик, когда подлизываюсь. Мама зовёт отца Шура или Шурик, а бабушка – Сашенька.

      Отец, у которого так много имён, берёт меня за руку, и мы выходим со двора на тенистый бульвар.

      У меня, кстати, тоже имён немало. Женя, Женик, Жека, Женька, Евгеша, Геша… А давно мама водила меня в парикмахерскую. Там работал седой, очень чистенький старик в белом халате и в белой шапочке. Мама называла его Абрам Моисеич. У старика ещё жена – Сара Рувимовна. Он стрижёт, а она подметает и считает деньги. Мама посадила меня в огромное кресло. Абрам Моисеич стал нажимать на какую-то педаль, и я поднялся высоко-высоко в этом кресле.

      – Ну… – сказал старик. – По лица этот малчик я не могу понять его порода?

      Мама звонко засмеялась. Так смеялась только она.

      – Он француз!

      – А! Тогда ми можем иметь с ним общего язика! Как зовут эта малчик?

      – Женя.

      – Нэт. Такая имья я нэ знаю!

      Тут выступила молчавшая до сих пор в своём уголке Сара Рувимовна.

      – Ай, Абрам! Можна подумать, он не знает! Нашего Шлёму зовут Сёма…

      – О! – Старик победительно поднял вверх ножницы. – Тепер я знаю имья на этот малчик! Женя – Сеня, Сеня – Сёма, Сёма – Шлёма!

      Мамка задыхалась от смеха, и теперь, когда приходили гости, она весело рассказывала эту историю и очень похоже показывала стариков. Вот, я ещё и Шлёма!

      – Все мы – Шлёмы… – однажды грустно сказал папа.

      Да, мы все часто бываем Шлёмами. Бабушка иной раз называла меня по-еврейски – шлемазл. И переводила – балбес. Я твёрдо решил, что имя Шлёма происходит от слова шлемазл. И представлял