Кинжальщики. Орден низаритов без легенд и мифов. Вольфганг Акунов

удачи счастливого царя (хана монголов Хулагу, уничтожившего низаритов – В. А.), который вырвал их с корнем и не оставил от них следа. И это деяние было истинным бальзамом на раны мусульман и исцелением недугов Веры. И пусть люди, которые придут после этого века и этой эпохи, знают, сколько зла они принесли и какое смятение посеяли в сердцах людей. Те, кто заключил с ними соглашение, будь то цари прошлых времен или современные правители, дрожали и трепетали [от страха за свою жизнь], а те, [кто] враждовал с ними, день и ночь были скованы ужасом перед их подлыми фаворитами. Эта была чаша, наполненная до краев, это был ветер, что лишь на время стих. «Это – напоминание для помнящих», и да покарает Аллах так же всех тиранов!» («Чингисхан. История завоевателя мира»).

      Как бы то ни было, не безмерно гиперболизированное повествование Джувейни и его собратьев по перу и предвзятости (вряд ли доступное «христианам-франкам», наверняка не знакомым, в подавляющем большинстве своем, с сочинениями иранских историков), а во многом недостоверные сообщения «франкских», «латинских», западных хронистов – впрочем, по вполне понятным причинам – внесли наиболее весомый вклад в формирование исключительно негативного образа низарита, как фанатичного и безжалостного убийцы, на котором буквально «негде штампы ставить», в европейском сознании. Тайное движение «кинжальщиков» произвело поистине неизгладимое впечатление на «франкских» авторов, получавших сведения о нем (причем, чаще всего, из третьих и четвертых рук). В общем и целом их представление о низаритах сводилось к тому, что последние представляли собой зловещую, банду пребывающих где-то в глубоком подполье (и в то же время готовых в любой момент выскочить из-за ближайшего угла) безжалостных убийц, наносящих своим жертвам смертельные удары исподтишка, чаще всего оставаясь при этом безнаказанными.

      Тот несомненный факт, что эти безжалостные «человекоубийцы» (известные не только как «низариты», «батиниты» и «хашишимы»[5], но и как «фидаины», или «федави», то есть «готовые пожертвовать собой») не испытывали страха смерти, а совсем напротив, как бы стремились к смерти, напрашивались на нее, нисколько не ослаблял, но лишь усиливал впечатление, производимое тайным движением «кинжальщиков» на сознание из «франкских» современников. В этой ситуации зерно истины о низаризме оказывалось погребенным под великим множеством невольных или вольных искажений и откровенно фантастических измышлений.

      Данная традиция не прервалась и по завершении эпохи Средневековья, «плавно» перейдя из нее в Новое, а затем – и в Новейшее время. Когда в просвещенном, как принято считать, XIX веке европейские историки начали проявлять интерес к низаритской теме, сложившиеся вокруг него мифы стали, как это ни странно, множиться, приобретая все более неправдоподобные и порой совершенно гротескные формы. И лишь благодаря самоотверженному труду многих историков прошлого, XX века к истории низаритов стал проявляться

5

Это слово в искаженном западноевропейцами-«франками» виде вошло во многие европейские языки как «ассасины».