Тень Бога. Султан Селим. Владыка османов и творец современности. Алан Михаил

он провел, перемещаясь по Юго-Восточной Франции от замка к замку, пока местные правители прикарманивали деньги, которые Баязид платил похитителям своего сводного брата за его содержание. Таким образом, пленение Джема благоприятно сказывалось на экономике региона, поскольку в середине 1480-х годов 45 000 золотых дукатов представляли собой огромную сумму.

      В то же время на другом конце Средиземного моря османы и мамлюки вели серию войн без явного победителя – серию стычек, которые племянник Джема Селим продолжил и в конечном итоге выиграл несколько десятилетий спустя. Подобно рыцарям, мелким правителям Юго-Восточной Франции и другим средиземноморским державам, мамлюки также сильно нуждались в Джеме в качестве оружия против османов, что позволяло им наводить ужас на Баязида одной только мыслью, что его сводный брат может штурмовать дворец. Кроме того, возвращение Джема в Каир лоббировал еще один человек – его мать. Она осталась в столице мамлюков после того, как ее сын уехал в надежде захватить Конью, и очень хотела вернуть его в Каир как из-за материнской тоски, так и для того, чтобы продолжить борьбу с Баязидом. Султан мамлюков умолял рыцарей Святого Иоанна вернуть Джема в Египет в обмен на полную поддержку армии мамлюков в любой будущей конфронтации с османами, а также 100 000 золотых дукатов. Несмотря на эти щедрые условия (лучше, чем предлагал Баязид), рыцари не отказались от своего османского принца. Он оказался слишком ценным, к тому же у них были другие планы.

      Вскоре после прихода мамлюков папа Иннокентий VIII, известный своими декретами о колдовстве и рьяной поддержкой инквизиции, убедил рыцарей перевезти Джема из Франции в Рим ради, по его словам, «общего блага христианского мира»[45]. «Благом», по его мнению, было то, что перемещение Джема ближе к Османской империи позволит увеличить угрозу для Баязида в случае освобождения его сводного брата, а это, в свою очередь, послужит сдерживающим фактором в преддверии наступления Османской империи на государства христиан на Балканах. Опасаясь чего-то вроде средиземноморской мировой войны (хотя, возможно, и стремясь к ней), папа таким образом надеялся организовать трехсторонний союз между Римом, Венгрией (в то время одним из главных соперников Османской империи на Балканах) и Джемом против Баязида. Это, конечно, было частью более широкой цели: подготовки нового крестового похода с целью «отвоевать» Иерусалим и нанести смертельный удар исламу.

      Когда Джем прибыл в Рим 4 марта 1489 года[46], почти через восемь лет после смерти своего отца, он стал, по сути, материализовавшимся оружием кровожадности Европы эпохи Возрождения по отношению к исламу – более непреодолимой навязчивой идеей, чем классика античности, искусство или спасение через веру. По словам одного из выдающихся историков эпохи Возрождения Джеймса Хэнкинса, «гуманисты гораздо чаще и гораздо более подробно писали о турецкой угрозе и необходимости крестового похода[47], чем о таких более известных гуманистических темах, как истинное благородство,

45

«общего блага христианского мира»: Цит. по Encyclopaedia of Islam, s. v. «Djem» (İnalcık).

46

прибыл в Рим: Encyclopaedia of Islam, s. v. «Djem» (İnalcık).

47

«гуманисты гораздо чаще и гораздо более подробно писали»: James Hankins, «Renaissance Crusaders: Humanist Crusade Literature in the Age of Mehmed II,» Dumbarton Oaks Papers 49 (1995): 112. I thank Francesca Trivellato for bringing this passage to my attention. Благодарю Франческу Тривеллато за то, что она обратила мое внимание на этот отрывок.