Это могли быть мы. Клэр Макгоуэн

поднимать дочь. И тут он понял, что плачет. От слез сдавило горло. Боже… Это уже слишком. Он слишком стар для этого. Для всего этого.

      Кейт, 2004 год

      После случившегося Оливия стала приходить каждое утро к восьми, после того как Эндрю уходил на поезд. Ее появление, в длинном шарфе и с охапкой самодельных сумок, было бальзамом на душу в трудный день. Она знала то единственное положение, которое уменьшало громкость сумасшедшего воя Кирсти, она умела заставить Адама перестать катать по руке Кейт игрушечную машинку, колеса которой впивались в кожу. Она оставалась до середины дня, потом надевала кардиган и уходила на телестудию работать в вечернюю смену. В свободные от работы вечера – Оливия работала на полставки, и Кейт чувствовала, что она не так уж нуждается в деньгах, – ей хватало терпения дождаться Эндрю, возвращавшегося в девять вечера, накормить его ужином и расспросить об успехах в борьбе с Филом из бухгалтерии по поводу того, что считается допустимыми расходами на обед.

      Но в первую очередь она была той парой рук, в которую Кейт могла передать вещи, детей, тарелки и белье, прежде чем со слезами благодарности скрыться в соседней комнате и закрыть за собой дверь. Рев затихал, словно сирена проезжающей скорой, запах подгузников и рыбных палочек ослабевал, и Кейт могла наконец распрямить затекшую спину и снова дышать. Ей, разумеется, приходило в голову, что Оливия слишком много для них делает. У нее едва оставалось время на себя – она только работала, помогала по дому Кейт или спала. Впрочем, она предполагала, что личной жизни у Оливии нет. Нельзя же бесконечно вязать или делать открытки своими руками. Возможно, она была рада любой компании. Да и в любом случае, когда твоя собственная беда настолько осязаема и пронзительна, трудно думать о ком-то еще. Если Оливия хотела приходить к ним, Кейт не возражала.

      Странно, с какой легкостью ей нашлось место в их жизни. До того дня рождения, изменившего все, Кейт могла бы назвать Оливию в лучшем случае коллегой. Они время от времени вместе обедали, переглядывались на совещаниях, когда кто-нибудь из мужчин-продюсеров позволял себе неловкие сексистские высказывания, но никогда не были близкими подругами. Каким-то образом присутствие Оливии, которая первой оказалась рядом с Кейт, когда она упала, связало их вместе.

      С рождения Кирсти прошло два года, и страна вела войну, но Кейт, когда-то так стремившаяся стать репортером и впитывавшая в себя любые новости, никак не могла уследить за событиями, протестами и гробами, прибывающими под государственными флагами. Она не вернулась на работу, потому что не удавалось найти человека, готового приглядеть за Кирсти. Даже когда она отваживалась выйти на улицу, Адам опрокидывал стойки в магазинах и закатывал истерики, если она не покупала ему какого-нибудь покемона, а Кирсти в коляске привлекала сочувственные взгляды, и казалось, что весь мир от нее отгораживается. В такие моменты было труднее всего видеть, как другие люди хмурятся при виде твоего ребенка. Ее душило желание защитить дочь, чувство стыда, ярость от осознания несправедливости всего происходящего.