Запрет на любовь. Шивон Дэвис

и страдаю от того, что Лео отказывается воспринимать меня больше, чем сестрой. Еще мне невероятно стыдно за то, что случилось вчера вечером. Это так унизительно, и я злюсь, что Воган попал под раздачу. Он не сделал ничего плохого, просто запал не на ту девушку. Мои мысли и эмоции качает туда-сюда, и в голове полный сумбур. Надо мной нависла темная туча, как саван, и нет никаких сил притворяться, что я не впала в меланхолию.

      Погоняв еду по тарелке, извиняюсь и выхожу пройтись по территории нашего поместья.

      Много лет назад, когда мы только переехали сюда из городского пентхауса, папа построил для мамы дорожку, и я иду по ней вокруг дома. Периметр участка охраняют вооруженные soldati, они стараются не попадаться на глаза, создавая иллюзию уединенности. Я печатаю сообщение Фрэнки, заверяю, что со мной все хорошо, и обещаю, что увижусь с ней завтра в школе.

      Когда дохожу до яблоневого сада, за спиной слышатся шаги. Еще у мамы есть огород и уголок с травами, а в теплице она выращивает томаты, перцы и клубнику. Я оборачиваюсь на звук шагов, и мой пульс моментально ускоряется. Это Лео.

      – Привет, dolcezza, – с улыбкой окликает он.

      Сладкая. Я одновременно ненавижу и обожаю это прозвище. Мне нравится, что он называет меня так, как никто больше, но почему это должно быть нечто невинное, чистое и сестринское?

      Прислонившись к дереву, я жду, пока он меня догонит.

      – Не против, если я к тебе присоединюсь? – спрашивает он, пронзая меня своими прекрасными серебристо-голубыми глазами.

      От легкого ветерка на лоб упали несколько каштановых прядей, и у меня чешутся пальцы от желания почувствовать эту шелковистую мягкость. Вечерняя щетина оттеняет контуры точеного мужского лица, что только добавляет ему привлекательности.

      – Конечно, – пожимаю я плечами, изображая равнодушие.

      Мы идем по дорожке между рядами деревьев, согнувшихся под тяжестью сочных красных яблок. В воздухе висит сладкий аромат, как всегда в это время года, и я глубоко вдыхаю его, черпая утешение в знакомой обстановке, когда чувствую себя такой потерянной. Сезон сбора в самом разгаре, и наша кладовая уже трещит от яблочного джема, яблочных пирогов и штруделей.

      – Ты в порядке? – спрашивает Лео.

      Порыв ветра поднимает подол моего белого платья длиной до колен.

      – В порядке. С чего мне не быть? – выгибаю я бровь, глядя на него и касаясь ладонью коры деревьев, мимо которых мы идем.

      – Не надо так со мной, dolcezza. Я знаю, что вчера вечером ты злилась, и видел, как в твоей голове крутятся шестеренки. Матео не единственный Маццоне с безрассудной жилкой. Прошу, не совершай ничего опрометчивого.

      Я недоверчиво фыркаю.

      – Лео, откуда у меня возьмется возможность сделать что-то опрометчивое или безрассудное? И не делай вид, что ты сам не склонен к приступам бурной безбашенности. Ты чаще других участвуешь в безумных затеях Мэтти.

      Разница в том, что Лео знает, когда отступить, и он достаточно умен, чтобы быть ответственным, когда надо, так что никто не может сказать, что он тоже слегка непредсказуемый.

      – Мы