Арай. Настасья Карпинская

но просматривая со второго телефона сброшенные на почту документы, когда заметил, что Мирон, сидящий за рулем, напряженно стал поглядывать в зеркала.

      – Что? – бросил ему, прикрывая на мгновение динамик телефона.

      – Слева. Темный жигуленок, без номеров. Тащится на хвосте от Ленина. Подбираются все ближе.

      Не успел сказать ему, чтоб набрал сбшникам, как по машине прошлась очередь выстрелов.

      – Ложись, – рыкнул, пригибая голову, матерясь сквозь зубы. Мирон резко ударил по тормозам.

      Это в киношных боевиках, машина под обстрелом несется на всех порах, петляя среди плотного трафика машин, в реальности все наоборот, ты просто боишься получить пулю в лоб.

      Выстрелы закончились, под сигналы других машин раздался визг шины об асфальт, смешанный с шумом движка отечественного автопрома, и я, наконец, выпрямил спину, бросив в трубку все еще висящему на связи Кириллу, что перезвоню позже. Мирон, матерясь, уже разговаривал с сбшниками, а я вышел из тачки, вытаскивая из пачки сигарету. Стреляли по колесам суки, попугать решили, продавить. Твари наивные.

      – Арай Аланович, там менты подгребли.

      – На хрен шли их. Скажи все нормально, – Мира кивнул и отошел, решать со служителями закона, пока я набирал Тимофею, чтоб пригнал тачку за мной.

      – Арай Аланович, они Ярмоловские. Уже своим отбили, через минут пятнадцать подгребут.

      – Да, сука, что за день-то сегодня такой!

      Полтора часа тусовались с ментами, любит меня Ярмолов, жить без меня солнышко не может, даже тут свой нос засунул. И не смущает товарища капитана, что я тут пострадавшая сторона.

      Когда добрался до Сахарова, готов был уже убивать. Что теперь из-за этой гниды Павлова с охраной везде таскаться? Закопаю суку.

      Бросил девочкам, чтоб принесли что-нибудь пожрать, и прошел в кабинет, где меня уже ждали Довлатов и Колесников

      ***

      – Папа, пожалуйста, – взмолилась, не в силах наблюдать его в таком состоянии, боль от происходящего отчаянно драла грудь, но отец, будто не слышал моих слов, смотрел на меня как на чужого человека, испуганным, полным паники взглядом. И боль в груди становилась сильней.

      – Я не знаю вас! Оставьте меня в покое! Я хочу домой! Отпустите меня домой! – он прижался спиной к забору, с которого мы его сняли несколько минут назад. Повела головой охране, чтоб немного отошли в сторону, но были начеку. Пытаться ему объяснить, что он находится дома, было бесполезно, это я уже поняла. Поэтому решила действовать по-другому.

      – Где твой дом? Давай ты мне скажешь, и я тебя отвезу, – произнесла максимально мягко, сдерживая рвущиеся из глаз слезы.

      – Точно отвезешь?

      – Конечно. Мы уже устали за тобой бегать.

      – Орловка, улица Лесная, дом шестнадцать, – выпалил, не задумываясь, а у меня снова болезненно сжалось сердце. Адрес уже несуществующей деревни, в которой он жил в детстве вместе со своей бабушкой. Его память окунула его так глубоко, в то время, в котором меня еще не существовало.

      – Поехали, – я протянула левую руку, в правой же сжимая в кармане заряженный лекарством шприц.

      Отец осторожно вложил свою руку в мою ладонь и сделал пару шагов, я же поравнявшись с ним, незаметно вытащив шприц, быстрым движением ввела иглу в его ягодицу. Он дернулся, но охрана тут же подхватила его, обездвиживая. Пара мгновений и он обмяк в руках Николая.

      – Александра Юрьевича в спальню?

      – Да. И спасибо за помощь, – Николай подхватил на руки отца и понес к дому, на крыльце которого стояла домработница Серафима Георгиевна, обеспокоенно прижимая руку к груди.

      Серафима Георгиевна и Николай с отцом на руках скрылись за дверями, а у меня подкосились ноги. Я любила отца, но все происходящее было выше моих сил. Тот момент, когда ситуация на грани твоих сил, терпения и выдержки. Опустилась на корточки, зажав ладонью рот, внутренняя боль рвалась из меня задушенным криком. Горячие слезы струились по щекам, обжигая кожу. Я уже была на пороге тотального отчаянья, в шаге от срыва, второй раз за последние полгода, когда в кармане завибрировал телефон. Растерев ладонями слезы по лицу, поднялась, доставая трубку. Глубокий вдох и пальцами по экрану, принимая вызов.

      – Слушаю, Нин.

      – Зоя Александровна, тут Павлов пришел, вас просит, – произнесла помощница, а я на ватных ногах зашагала к дому.

      – Отправь его к Коневу.

      – Он хочет именно вас.

      – Скажи, я обязательно лично проконтролирую его дело, но взять в работу не могу, – села на ступеньки крыльца, доставая запрятанную пачку сигарет, которую хранила в горшке с петуньями, и закурила. – Придумай что-нибудь. Расхвали Конева как лучшего адвоката, он меньше всех занят, пусть пашет.

      – Хорошо. Вас в бюро ждать сегодня? Степан Петрович спрашивал, и с прокуратуры Дмитриев звонил, – я глубоко затянулась сигаретой, медленно выпуская дым и прикрыв глаза. Я совершенно забыла про Дмитриева и его просьбу.

      – Это по делу Борисова, я завтра с утра