Тысяча и один призрак. Александр Дюма

Она говорила! Отсеченная голова говорила! Ладно, ладно, ладно!

      Жакмен повернулся к нему:

      – Я же говорю вам!

      – Ну, – сказал полицейский комиссар, – тем необходимее отправиться на место преступления. Жандармы, ведите арестованного!

      Жакмен испустил крик и стал вырываться.

      – Нет, нет, – кричал он, – можете изрубить меня на куски, а я туда не пойду!

      – Пойдем, мой друг, – сказал Ледрю. – Если правда, что вы совершили страшное преступление, в котором вы себя обвиняете, то это будет искуплением. К тому же, – прибавил он тихо, – сопротивление бесполезно: если вы не пойдете добровольно, вас поведут силою.

      – Ну, в таком случае, – сказал Жакмен, – я пойду, но пообещайте мне лишь одно, господин Ледрю…

      – Что именно?

      – Что все время, пока мы будем в погребе, вы не покинете меня.

      – Хорошо.

      – Вы позволите держать вас за руку?

      – Да.

      – Ну хорошо, – сказал он, – идемте! – И, вынув из кармана клетчатый платок, он вытер покрытый потом лоб.

      Все отправились в переулок Сержан.

      Впереди шли полицейский комиссар и доктор, за ними Жакмен и два жандарма. Следом шагали Ледрю и два человека, появившиеся у двери одновременно с ним. Затем двигалось, как бурный и шумный поток, все население, в том числе и я.

      Через минуту ходьбы мы вступили в переулок Сержан. То был маленький переулок, отходивший налево от Большой улицы; вел он к полуразвалившимся воротам с калиткой, едва державшейся на скобе.

      По первому впечатлению все было тихо в доме; у ворот цвел розовый куст, а на каменной скамье грелась на солнце толстая рыжая кошка.

      Завидев людей и заслышав шум, кошка испугалась, бросилась бежать и скрылась в отдушине погреба.

      Подойдя к упомянутой калитке, Жакмен остановился.

      Жандармы хотели заставить его войти.

      – Господин Ледрю, – сказал он, оборачиваясь, – господин Ледрю, вы обещали не покидать меня.

      – Конечно! Я здесь, – ответил мэр.

      – Вашу руку! Вашу руку! – И он зашатался.

      Ледрю подошел, подал знак двум жандармам отпустить арестованного и протянул ему руку.

      – Я ручаюсь за него, – сказал он.

      В этот момент Ледрю был не мэром общины, карающим преступление, то был философ, исследующий область таинственного.

      Только направлял его в этом странном исследовании убийца.

      Первыми вошли доктор и полицейский комиссар, за ними Ледрю и Жакмен, затем два жандарма и некоторые привилегированные лица, в числе которых был и я благодаря моему знакомству с жандармами, для которых я уже не был чужим, потому что встретился с ними в долине и предъявил им разрешение на ношение оружия.

      Перед остальными же, к крайнему их неудовольствию, дверь закрылась. Мы направились к двери маленького дома. Ничто не указывало на происшедшее здесь страшное событие, все было на месте: в алькове – постель, покрытая зеленой саржей; в изголовье – распятие из черного дерева, украшенное веткой вербы, засохшей с прошлой Пасхи, на камине – младенец Иисус из воска между двумя посеребренными подсвечниками в стиле Людовика